Грузинские народные предания и легенды - [79]
Каменная плита и сегодня лежит на дороге к монастырю, и высечена на ней кадильница. И сегодня зовут плиту камнем Индуши.
168. Царица Тамар и ее брат[659]
Был у царицы Тамар брат. Поспорила она с ним: своими руками построю я, мол, церковь в таком-то месте. Брат же сказал ей:
— А я вон с той горы, — протянул он руку в сторону гор Триалетии, — воду спущу и все эти засушливые луга и поля напою водой.
Договорились. Царица Тамар стала церковь строить, а брат ее пошел воду проводить.
Не прошло и недели, а парню уж надоело работать. Надумал он: "Давай-ка обману я сестру". Тайно привез он несколько синих полотнищ, сшил их и разостлал по склону Триалетских гор.
Тамар уже возвела фундамент и стены. Стояла она высоко на лесах. Дитя ее было с ней рядом. Одной рукой строила она стену, другой — качала колыбель.
Взглянула Тамар и видит: по склону горы синеет что-то. Подумала: "Эге... Победил в споре мой брат, спустил он уже воду с горы".
Обидно ей стало, дрогнула у нее рука, уронила она колыбель, и погибло ее дитя. Тогда прокляла Тамар эту церковь.
— Да будет цкроми над тобой! — сказала она.
С тех пор Цроми[660] зовут ту церковь, а ущелье то зовется ущельем Дзама[661], что значит "ущелье брата".
169. Алаверди[662]
В Грузию вторгся с несметными полчищами персидский шах Аббас. В короткое время завладел он Кахети и частью Картли.
В один из жарких дней, когда шах Аббас отдыхал после обеда у входа в свой шатер среди персидского лагеря, к нему явился посол от грузинского царя с подарком и поставил к ногам шаха корзину со свежими фруктами. Шах похвалил плоды и, раздавая их царедворцам и приближенным, изредка бормотал: "Чох гюзель, чох гюзель! — Очень хорошо, очень хорошо!" Аббас взял самое большое яблоко, съел его и, выкинув семена, закопал их концом копья в землю. Затем, обратившись к посланцу — грузинскому таваду[663], он сказал:
— Кланяйся царю и доложи, что пока из этих семян не вырастет сад и я не вкушу плодов от него, до тех пор не выйду из пределов вашей земли, где мне спится лучше, чем дома.
Низко поклонился посланец шаху и, сев на коня, пустился рысью из лагеря. Посланца-тавада звали Шио. Возвращаясь домой, он думал о своей молодой жене Хорошане, о ее замечательной красоте, о родине, и в голове его зародился смелый план избавления страны от ненавистных персов.
Между тем шах Аббас, покоривший Грузию, продолжал грабить и разорять страну, стараясь принести как можно больше вреда ненавистным гяурам. Кроме сбора разной дани, шах отдал приказ набирать в селах и городах с каждой новой луной пятьдесят отборных красавиц и доставлять их в персидский лагерь. Несчастных пленниц раздавали приближенным шаха.
Одним из самых влиятельных ханов в свите шаха считался предводитель татарской конницы Алаверды. Пользуясь своим высоким положением, он не дожидался подачек от хана и сам посылал в город Телави за красивыми грузинками.
Грузинский царь и его тавады стояли в это время с остатками разбитого войска около Мцхеты. По призыву духовенства сюда, к месту древней святыни, стекались воины со всех концов края. Войско постепенно увеличивалось. Ожидали подкрепления от Имерети и единоверной Москвы. В таком положении были дела, когда тавад Шио скакал к царю с ответом шаха. По пути он решил заехать к себе домой и попробовать привести задуманный им план в исполнение. Он решил пожертвовать для спасения родного края своей горячо любимой женой, красавицей Хорошаной.
Переступив порог своего дома, он бросился на колени перед женой и стал просить ее спасти отечество. Страстно и горячо доказывал тавад трудность предстоящей борьбы обессиленной Грузии с могучим шахом Аббасом и призывал Хорошану совершить подвиг, возможный только для женщины.
— Не главный стан шаха с несметной силой кизилбашей страшен грузинам. Их геройская уверенность колеблется только перед могучим помощником шаха, ханом Алаверды. Отложись он от шаха — и Грузия спасена. А ее надо спасти во что бы то ни стало! И ты одна это можешь совершить — не силой, а жертвой. Ту любовь, которая до сих пор принадлежала лишь мне одному, отдай хану Алаверды. Будь Юдифью Иверии. За то, чему нет цены, потребуй от хана Алаверды измены шаху. Приведи его к нам, а если это невозможно... сними с него голову. Я умру впереди храбрых, буду биться с врагом до последнего вздоха, но что значит вся наша храбрость в сравнении с тем великим подвигом, который совершишь ты для спасения нашей страны!
Долго говорил тавад Шио, убеждая Хорошапу принести себя в жертву, долго длилась в ней борьба между любовью и долгом, и только к утру согласилась она наконец исполнить просьбу любимого мужа.
Сам Шио, одетый в лохмотья простолюдина, привел жену в шатер хана Алаверды. Хан Алаверды был пахлаван и обладал страшной силой. Немало видел он на своем веку красавиц, немало было их и в его гареме, но такой, как Хорошана, он еще никогда не видывал. Глаза его загорелись при виде смущенной грузинки, и охватила хана неудержимая страсть.
Наступила ночь. Под шелковым шатром хана шел горячий спор. Алаверды не соглашался на цену, которую требовала за любовь красавица Хорошана. Он предлагал ей все свои сокровища, все наслаждения, кроме измены шаху, но Хорошана просила только этого. Не раз могучий хан приходил в бешенство и угрожал ей кинжалом — красавица оставалась непреклонной. Мрачный как туча был хан весь следующий день, и только в полночь согласился наконец исполнить желание овладевшей его сердцем грузинки и поклялся ей в этом бородою пророка.
