Груз-500 (таежный детектив) - [55]

— А с чего это просчитались? — возмутился Топорков. — Мне понятно, чего управленческие геологи хотят. Они пытаются в своих подсчетах докопаться до полного соответствия проектным работам и отчитаться перед геологами, что те не ошиблись и извлечение золота идет по заданной ими программе. А те в Москву отчитаются и денежки немалые получат да премиальных солидные суммы. Знаю я эту шатию-братию, палец им в рот не клади — по локоть отхватят. Не зря государство отказывается их содержать, они ведь в нахлебников превратились.

Но Петр Викторович уже не слушал Топоркова. Мысль о том, как правильно рассчитать объем выполненных работ в соответствии с извлеченным золотом, не давала покоя. Топорков почему-то уходил от решения этих проблем, от истинной оценки случившегося. «Видимо, прав был тогда бригадир Багрянцев, доказывая, что горный мастер не смог до конца разобраться в делах и совершенно неправильно ориентировал меня как руководителя участка», — думал Васильев.

— Алексей Павлович, так как нам исправить эту разницу? — уже с раздражением спросил он.

— А чего исправлять? Я-то думал, у вас хорошие отношения с председателем. Вы еще в прошлый раз, когда он прилетал на вертолете, долго сидели вдвоем в балке. Я полагал, вы обо всем договорились. Я даже доводчикам команду дал, чтобы они замки в доводочной разблокировали. Думал, вы с минуты на минуту зайдете туда с председателем да под пол заглянете. А вы почему-то этого не сделали. И сейчас дважды встречались за столом, неужели было трудно намекнуть, что у нас в подполье килограмм пятьдесят золота, как с ним быть. А он уже опытный в этих делах — сам разберется. А вы и здесь ушами прохлопали. Я был уверен в ваших приятельских взаимоотношениях с председателем, да и вы мне об этом все время твердили. Но оказывается, что главного вопроса вы так и не решили. А ведь это ваш вопрос, Петр Викторович, и никто не имеет права в него вмешиваться. Вы здесь хозяин, и вам решать, как золотом распорядиться. Вы же знаете, что я даже не имею права в доводочную заходить, разве только с вашим поручением, а доводчики четко вашу команду выполняют.

— Да-да, — вздохнув, согласился Васильев.

Топорков присел и раскрыл на коленях зеленую папку с вмонтированной в нее импортной счетной машинкой.

— Ну вот, Петр Викторович, смотрите, если вы договоритесь с председателем ежесуточно давать килограмм намытого золота, то мне остается подписать рапортичку для бригадира промыть три тысячи двести кубометров песков под один килограмм золота в сутки, произвести вскрышные работы с опережением, то есть четыре тысячи в сутки. Вот что значит показать в оперативной отчетности, будто мы намыли обещанный килограмм. Кто нам поверит? И как нас после этого специалисты артели назовут? Ладно, Петр Викторович, поехали дальше.

Топорков опять стал что-то считать на машинке.

— Мы в отчете показали, что уже добыто тридцать шесть килограммов металла, и еще до конца сезона нам нужно показать сорок килограммов, итого семьдесят шесть. А наш худой геолог, вернувшись из больницы, с усмешкой задаст нам вопрос: откуда это вы его взяли? Где объемы выполненных горных работ? Это так же, как в шахте, маркшейдеры каждый месяц контрольные замеры в угольных лавах делают, а у нас эту роль геологи выполняют. Давайте сейчас посмотрим.

Топорков какую-то бумажку из папки вытащил и тут же столбиком подсчитывать стал:

— Итого получается, что мы должны по итогам на октябрь четыре блочка отработать и еще парочку непроектных прихватить. А мы еще и одного до конца не добили.

Васильев присел на корточки рядом с Топорковым.

— Что же это получается? Сколько же мы с блочка своего золота взяли?

— А вот видите, Петр Викторович, пока четырнадцать килограмм, — ответил Алексей Павлович и аккуратно обвел эту цифру черным карандашом. — И, возможно, если будем пропускать по четыреста кубов в сутки, возьмем еще четыре килограмма. А это значит, что геологи занизили планку извлечения почти в два раза. Вот мы, Петр Викторович, и разобрались, где мухи, а где котлеты. А тут, когда вас не было, меня артельщики в оборот взяли, всей дневной сменой пришли. «Объясни, — спрашивают, — почему в июле и в августе по 0,75 трудодня написали?». Я пытался объяснить, что промывкой не занимались десять дней в июле и двенадцать в августе, а эти дни как ремонт техники оформили. А мужики в один голос: «Почему без нашего ведома рапортички по зарплате увезли? Такого на нашем участке еще никогда не было. Ведь механизмы в исправности. Это вы вместе с Васильевым остановили технику. На чужом золоте сидите и наш хлеб забираете!». Я пытался объяснить, но бесполезно. Сказал: «Приедет начальник — разберемся». Как душа чуяла, не надо было разговора заводить об отмене ночной смены. Мы сами себя в угол загнали. А этот маленький мужичок, бульдозерист, который на разбитой бортовой торфяники по полигону толкает, выскочил и чуть ли не с кулаками на меня набросился. Говорит:

«Если я плохо работаю — отправьте на Большую землю. Чего до сих пор не отправили? А тебя, Топорков, в конце сезона вообще порешить надо!». Мне-то уж известно, Петр Викторович, что значит у артельщиков «порешить». Никому бы не желал этого.