Груз-500 (таежный детектив) - [21]

Видимо, он строгим старшиной был, но мои ротные друзья никогда плохо о нем не говорили, все батей звали. Рота на хорошем счету числилась. В казарму придешь — кругом чистота, все подбелено, подкрашено, кровати так хорошо и ровно заправлены, что мне казалось, будто это один человек мастерски делает. Я всегда восхищался и сомневался, смогу ли сам так кровать заправить, подворотничок подшить, сапоги и форму в порядке содержать, не опаздывать в строй, — за это отец строго взыскивал. Нет-нет, думал, я так не смогу. Хотя солдаты научили меня полы мыть, туалет драить, на кухне с посудой управляться.

Батя приветствовал то, что солдаты меня порядку учили, и я до сих пор с благодарностью их вспоминаю. Никакой дедовщины тогда не было. Да и откуда ей взяться, когда у отца в роте двадцать пять сержантов было, все они командиры отделений, заместители командиров взводов, да и находились в одной казарме с солдатами.

У отца с сержантами были особые отношения. Он с ними отдельно занимался. Выпросил у командира роты специальное помещение. Бывало, соберутся вместе и по-мужски вопросы обсуждают. Пошумят, поругаются, поматерятся — и опять за дело. Никакой «дед» перед ними устоять не мог. Я так понимал: офицер держит дистанцию от солдат, а сержант ближе к рядовому находится. Я даже считал, что в дивизии своеобразная сержантская каста есть, очень дружная. Уж больно сержанты мне нравились. Я даже подшучивал над отцом, что дома он не старшина, потому что у нас сержантов нет. А вообще-то на них многое держалось. И если старшина смог найти подход и наладить дружную работу с сержантами — любое дело по плечу. Командиры рот всегда подчеркивали и даже гордились тем, что в роте такой порядок сложился. И офицерам легче служилось. Когда я стал командиром роты, только тогда понял, почему отец самых слабых ребят или парней из многодетных семей своими друзьями считал и всегда защищал и поддерживал. Об этом вся рота знала, и никто не смел их обидеть. Мне всегда не хватало такого помощника-старшины, как мой отец.

Я достойно продолжил дело отца. А что, мне есть чем гордиться. Был командиром танка. Отбарабанил три года нелегкой службы и по собственной просьбе поехал учиться в Москву, где успешно закончил Высшее командное училище бронетанковых войск. Много времени в службе занимали не только тренажеры да парковые дни, но и занятия непосредственно на полигонах, среди траншей и окопов. Сколько танков прошло через мои руки, когда я обучал молодых ребят! Был участником многих армейских учений и, как правило, привозил с них похвальные листы да грамоты от высшего командования, даже от министра обороны. Командовал танковой ротой, любил водить грозные машины. На полигоне понастроят разные ловушки, а ты не знаешь, где они, и на большой скорости даешь команду «Огонь!», а танк валится, как в бездну, и попробуй его не удержать. А пушка свое дело знает. Она фиксируется по твоей команде и бьет по явным или скрытым целям. Если бы я служил в пехоте или артиллерии, было бы не так обидно, а здесь за живое хватает. Почему-то среди гражданского населения слово «танкист», как правило, воспринимается с юмором.

И хоть порядки в артели близки к военным, но в армии-то посуровее. И ответственности больше, особенно у офицерского состава. Да и зарплата уж больно низкая. Ну вот если рассудить: я сегодня зарабатываю на уровне командира дивизии в звании генерал-майора, а ведь он отвечает за четыре-пять тысяч человек, примерно за тысячу единиц боевой техники. Быт, учеба, питание, обмундирование личного состава — все на его ответственности. Да еще пару академий надо закончить, в том числе Генерального штаба. А так на должность назначат, а звание генерала не дадут.

Мы с женой и двумя детьми побывали в разных гарнизонах. И хотя супруга не жалуется, дети уже требуют городской жизни. Институты, техникумы в городах, и все туда тянутся.

Я всегда свою жену добрым словом вспоминаю, какая она у меня молодец. За все в ответе, и меня иной раз так прищучит за домашние дела, что мало не покажется. А что с меня возьмешь? По молодости полигоны утюжил, а сейчас с тайгой дело имею, три сезона уже отработал. В основном с Василием Николаевичем в одной кабине езжу. Долго не мог отвыкнуть мыслить по-военному. До сих пор себе представляю: артель — это отдельный полк, золотодобывающие участки — его батальоны со всей своей амуницией, а мы с Савченко — разведвзвод, дорогу войскам полка прокладываем. Он командир взвода, я — его заместитель по технической части. Всегда в боевой готовности. И не случайно пистолеты у нас забрали и карабины выдали с боевыми патронами. Все как у военных. А в Хабаровске, в «Приморзолоте», сидит наш генерал, он так и называется — генеральный директор, комдив по-военному.

Напрасно Василий Николаевич обиду на меня держит. Взял бы и сказал один на один прямо в кабине, если я не прав. Возражать бы я не стал, так как где-то в душе согласен с ним. И конфликт помягче разрешился бы и для него, и для меня.

Вчера, когда сделали поворот на девяносто градусов на перевал и пошли на запасной южный маршрут, он мне на снегу всю ситуацию разложил — и давай, Валентин, вперед! А сам не сел в мой бульдозер и даже вещмешок с бумагами забрал. С одной стороны, это можно объяснить какой-то необходимостью, а с другой — недоверием ко мне как к своему заместителю. Обидно% я на этих провалах все бока обломал, до сих пор под правым ребром болит, может, печень повредил при ударе. А что касается ружья, так это он первым его увидел, я на дорогу смотрел, того и гляди «на попа» встанешь, валуны кругом да лес сплошной стеной. А он по сторонам смотрел, тогда и крикнул мне: «Смотри, Валентин, что на дереве висит!». Я и остановился. И он принял правильное решение: не идти по краю Филаретовского ключа, уж больно место труднопроходимое, того и смотри в пропасть завалишься, да и погода не благоприятствовала — туман, ветер, мороз, а от высоты уши закладывало».