Груз 200 - [8]

Он не вздрогнул, когда чья-то рука легла на его рукав чуть выше локтя, но все тело мгновенно пришло в состояние полной боевой готовности, как пистолет, у которого взвели курок.

– Капитан Суворов? – спросил чей-то голос. Тон вопроса был профессионально корректным, как и подобает в подобных случаях, когда вокруг слишком много не посвященной в подробности происходящего публики. Глеб тысячу раз слышал подобный тон и быстро оглядел зал из-под очков. Отсюда можно было попытаться убежать.

Попытаться – это да, но вот убежать…

– Да, – так же негромко и корректно ответил он, оборачиваясь.

Перед ним стоял высокий и гибкий, как клинок из хорошей стали, молодой человек в черном траурном костюме. Стрижка у него была короткая, челюсть квадратная, а глаза, без всякого выражения смотревшие на Глеба, блекло-голубые, тоже наводящие на мысли о стали и холодной воде, в которой, тихо позвякивая, плавают льдинки. Руки у молодого человека были большие, белые, с гибкими и наверняка очень сильными пальцами. Он был один, а это значило, что Глеба Сиверова здесь либо явно недооценивали, либо просто не собирались арестовывать.

«Да и какой смысл меня арестовывать? – подумал Слепой. – Что я дергаюсь? О каком аресте может идти речь? Арест – это тюрьма, следствие, суд. – Подумать страшно, чего такой подсудимый, как я, мог бы наговорить во время процесса… Нет, если меня решат убрать, то сделано это будет тихо и без официоза – шлеп, и нету. Тогда что ему надо? Неужели это Малахов решил поиграть в конспирацию? Черт бы его, в таком случае, побрал!»

– Пройдемте, – сказал молодой человек.

Глеб не стал задавать вопросов, которые все равно наверняка остались бы без ответа, и молча двинулся за молодым человеком, по пути пытаясь угадать, в каком тот чине. Лицо и фигура у него были лейтенантскими, челюсть и общее выражение лица могли бы принадлежать капитану, а вот глаза тянули на доброго подполковника.

В тупике коридора их встретили еще двое в штатском. Лица у этих двоих не выражали вообще ничего, словно они сбежали с собственных похорон, а фигурам мог бы позавидовать крупный половозрелый самец гориллы. Это уже были явные бодигарды, и Глеб с легким сердцем поднял руки, давая себя обыскать. Ситуация была странной, но не более того: когда убивают агента его уровня и класса, это делается быстро и без формальностей, чтобы не дать жертве ни малейшего шанса уйти или хотя бы поднять шум. И желательно на расстоянии – например, из снайперской винтовки.

Тяжелая дверь бесшумно распахнулась, и сопровождающий Глеба, жестом попросив его подождать, без доклада шагнул в кабинет. Глеб остался неподвижно стоять перед дверью, глядя на ее полированную поверхность и не делая попыток пообщаться с телохранителями: ребята были на работе, а в подобной обстановке у представителей их профессии начисто отсутствует общительность, не говоря уже о чувстве юмора. Они стояли по обе стороны двери, как гранитные утесы, заставляя Глеба чувствовать себя чем-то наподобие тонкого слоя сливочного масла между двумя мощными ломтями хлеба. От нечего делать он мысленно отрепетировал нападение на эту парочку с целью завладения оружием и пришел к выводу, что шансы у него пятьдесят на пятьдесят. Гадать о том, что ожидало его за дверью, не имело смысла; все и так должно было вот-вот проясниться.

Он возобновил мысленную атаку на телохранителей, на сей раз изменив тактику, чтобы максимально увеличить свои шансы на успех, но тут дверь распахнулась, и в проеме показалось плечо молодого человека в черном костюме.

– Да, майор, – послышалось из глубины кабинета, – пока можете быть свободны. Но далеко не уходите, вы мне скоро понадобитесь.

«Ну вот, – подумал Глеб, – майор. Не лейтенант, не капитан и не подполковник – майор. Неплохая карьера для мальчишки.»

Молодой майор с лицом лейтенанта и глазами подполковника молча указал ему на открытую дверь. В помещении царил полумрак, казавшийся еще гуще по сравнению с сиянием освещавших коридор ламп дневного света, и в голову Глебу моментально полезла читаная-перечитаная еще в детстве приключенческая чепуха: потайные переходы, шелковые полумаски, длинные шпаги, рука Анны Австрийской, протянутая для поцелуя из-за лиловой портьеры. Жалюзи на широком окне были опущены, и сидевший за письменным столом спиной к окну человек выглядел на их фоне просто черным силуэтом, немного похожим на грудную мишень в тире. Глеб сдержал улыбку и снял очки. Дверь за ним бесшумно захлопнулась. Глаза Слепого немного привыкли к темноте, и теперь он без труда различал лицо своего собеседника – то самое лицо, которое не так давно вдруг, практически в один день, без всякого предупреждения узнал весь мир.

Человек за столом заговорил, и на какую-то долю секунды Глеб пожалел, что его нападение на охранников в коридоре было только мысленным: слишком много усилий в его жизни было потрачено на то, чтобы сделать подобное происшествие невозможным.

– Здравствуйте, Глеб Петрович, – сказал человек, который в данный момент являлся первым лицом в государстве и, по расчетам Глеба, должен был уже находиться в двух шагах от Боровицких ворот. – Проходите, располагайтесь. Есть разговор.