Грустный шут - [25]
— Верну, Тима, — клятвенно обещал князь, торопливо пряча письмо и перстень. — Теперь уж точно верну.
Шестой день праздновали годовщину Ништадтского мира. Все утомились, скучали, забавляясь кто чем мог. Сам царь удалился и ненадолго прилег. Стал уставать в последнее время. Все чаще стискивали голову железные обручи. Разламывалась головушка, и не было мочи выносить эту нестерпимую боль. Слабость свою оказывать царедворцам не хотел. Уходил, лежал, сложив на груди тяжелые, натруженные, совсем нецарские руки, вперив в потолок налитые кровью и горечью глаза. Думал…
Вышел из спальни, не отдохнув. На пути его перехватил Борис Петрович, что-то шепнул и замер, поедая преданными глазами.
Петр дернул узким костлявым плечом, раздраженно буркнул:
— Зови.
— Вместо одного двоих привел, — подталкивая Митю, прятавшегося за младшего брата, говорил Борис Петрович. — Этот чудодей, а тот, прячется, мореход.
— Ежели мореход, что ж он прячется? — сердито спросил Петр.
— Оттого что не по вину, а по морю ходит, — ввернул Барма, забавляясь с зайцем.
Петр хмуро покосился на него, скривил щеку. Велел подать себе трубку, закурил и сел за шахматный столик.
— Где ж плавал, мореход славный? — спросил, затягиваясь. В зале громко захохотали. Меж взрывами смеха послышался чей-то визгливый голос…
— Весь свет обошел, — врезался в разговор Юшков, выдвигаясь вперед. — У него и карта есть, и записи…
Дарья Борисовна, беседовавшая неподалеку с каким-то придворным хлыщом, невежливо прервала его на полуслове, приблизилась к столику. Однообразные танцы, мятые от многодневного пира лица, заученные комплименты утомили ее. Увидав отца и братьев, с мороза свежих и броско красивых, тотчас воспрянула, незаметно тронув Барму за локоть.
Кто-то вновь рассмеялся громко. Петр шикнул. Его не расслышали.
— Уйми их, — велел Юшкову, притопнув ногою. Взглянув мельком на Барму и на его зайца, сердито спросил: — Ты шут?
— Шуты — вон, все разряжены. Мне не ровня, — насмешливо ухмыльнулся Барма.
Петр всхлипнул трубкой, вздохнул и отослал:
— Ступай туда… оба ступайте!
Дарья Борисовна подхватила Барму за руку, повела к царице.
— Ваше величество, — присела она перед Катериной, — мой протеже, Тимофей Пиканов. Он много в чем преуспел…
Царица погрозила ей пальчиком, лукаво улыбнулась. Но Дарья Борисовна, словно бы не поняв уж слишком очевидного ее намека, бойко закончила:
— Но более всего в фокусах. Он также режет по дереву, рисует, складно поет…
Петр, оглянувшись на них, усердно засосал погасшую трубку, принялся листать Митины записи. Отложив их, задумался, постучал костяшками пальцев.
— Теперь карту кажи. И объясняй по ходу толково.
— Чертеж тех мест, где бывал, — одолев робость перед царем, начал Митя. — Вот нос Камчатский. Тут Атласов бывал когда-то. Отсюда плавал я к мысу Лопатка, а с мыса по всей Курильской гряде, вплоть до острова Матмая. Там японцы живут. На других островах — курилы. Кожу нерпичью носят, промышляют охотой и рыбалкой. Много там птицы разной, рыбы много. Я писал о том коменданту Камчатки. Он, верно, переслал вам мои записи?..
— Не было такого, не помню. Надо будет спросить у Соймонова, — Петр, светлея глазами, ласково кивнул: — Сказывай дале.
— Ходили байдарами с острова на остров. Очертания островов и проливов я наносил на карту. Брал для показу тамошние одежды, рухлядь, посуду разную. Тоже высылал на Камчатку. Потом второй был поход, и третий… Я во все три ходил и карту подробную сделал. Одну Козыревский забрал — судьбы ее не знаю. Две — на случай — вычертил для себя. Товарищи мои сгинули. Сам выжить не чаял. Добрые люди — жители тамошние — помогли. Без малого год у них прожил… — просто закончил Митя. Отдав карту, не знал, чем занять руки, и потому неловко переминался, краснел.
— Спасибо, малый, за бескорыстную службу! Скажи, чем жаловать тебя за твои заслуги? — обняв его, ласково спросил Петр.
— Хотел я снова туда сплавать. Теперь иным путем, северным. Мне бы суденышко да команду… — высказал скромную просьбу Митя.
— Только-то? — удивился Петр. Простота и бескорыстие землепроходца радовали. Выколотив трубку о колено, заговорил с теплотою, редко звучавшей в его голосе последнее время. — То труд твой нелегкий, а не награда. Доволен я крепко, что дело свое превыше всего ставишь. Такие люди мне надобны. Можешь ли сам повести судно?
— Во втором и в третьем походе, ваше величество, я был за штурмана.
— Вот и ладно, сынок, — Петр притянул к себе Митю, снова обнял. — Жалую тебя лейтенантом русского флота. Макаров!
Секретарь, только что шептавшийся с князем Юшковым, мгновенно подлетел к царю, изогнулся, касаясь париком пола:
— Слушаю, ваше величество.
— Составь грамоту на представление в лейтенанты флота, — приказал Петр и поднес Мите чарку. — Теперь и выпить не грех. Ну вот, — подписав грамоту, принесенную Макаровым, поднял чарку сам, — благословляю тебя, лейтенант. Пробивайся на восток северным окоемом. Пойдешь туда с экспедицией Беринга.
— Сколь хватит сил моих, государь, буду служить тебе верой-правдой, — рвущимся от волнения голосом обещал Митя.
— В то крепко верю, — кивнул Петр. Тут офицер дежурный подал ему пакет. — От кого? — взглянув на конверт без подписи, спросил Петр.
