Грусть улыбается искренне - [13]
Следующим утром к завтраку Виктор вышел бодрым.
На ночь он всё-таки выпил оставленную Тамарой Ивановной заветную таблеточку. Но не потому, что чувствовал себя так уж кошмарно, а потому, что хотел быстрее заснуть, не ворочаясь от ноющей головной боли. Ведь он знал, что сегодня наверняка заявятся друзья, — нельзя же предстать перед ними измождённым и хилым, как их «любимый» Аркашка. А если вдруг придёт Лика, нужно иметь много-много сил в запасе, чтобы успокаивать мадам, коль начнёт причитать о том, как она теперь одинока…
Парень только сейчас понял, что ни разу ещё не трапезничал вместе со всеми. Вчера на завтрак он опоздал, обед — прогулял, несчастный полдник — не в счёт, ну а ужин был проигнорирован по причине плохого самочувствия.
По распорядку дня небольшое отделение собиралось в столовке, и лёгкий шум болтовни разносился гулкими коридорами. Приходили не все, только те, кто хотел есть.
А те, кому плохо, как Виктору было вчера, могли и не появляться. Как рассказала Тамара, еду им потом приносят прямо в палаты, зачастую уже подостывшей.
Договорив с Витькой, медсестра направилась к поварихе, привезшей на тележке громадную кастрюлю. Отовсюду послышались печальные детские вздохи: «Опять эта противная каша!», «Опять синюю овсянку жевать!» Повариха, видать, привыкшая к подобным нелестным отзывам, стала спокойно плескать-накладывать черпаком прозрачную овсяную кашу, незлобиво приговаривая: «Да если б все те деньги, что выделяются на больных, дали б мне лично в руки, я б вам такой пир закатила!»
Вызвавшаяся помогать ей Тамара бойко закивала, подставляла тарелки. У другого края стола в считанные секунды нарисовалась очередь из пациентов. Они разбирали порции и разбредались по столовой, споря и ругаясь за лучшие места. Виктор приглядел длинный столик у левой стены, где сидели высоченный худой парень и черноволосая девица. Он подошёл к ним.
— Здоров, народ.
— А… Новенький, — мальчишка протянул Вите костлявую руку. — Саня, ну или Шпала. А это, — он указал на девушку, — Эмма.
— Знаю я, знаю. Мне Димчик из хирургии про вас говорил. Я — Виктор.
— Ну падай с нами, Виктор, — кокетливо пригласила Эмма. — С чем загремел?
— С гепатитом… — мальчишка с отвращением и вселенской досадой помешал овсянку.
— О! Коллега! — воодушевился Шпала, замахиваясь рукой, чтобы дать пять. — И я с тем же! Торчу тут уже с три недели.
— Ладно тебе-то ныть. Мне ещё дольше здесь валяться, — сказал Витька, отодвинув тарелку, к которой так и не притронулся.
— Не запихивайся ты этой дрянью, — весело хихикнула Эмма. — Лучше позвони предкам, попроси, чтоб принесли нормальный хавчик.
— Та да, — согласился парень без лишних уговоров. — Где, кстати, Золушкин, хоть спросить у него, чё есть можно…
— Сегодня не его смена. А к Тим-Тиму лучше не подходить с такими вопросами. Скажет: «Жри, что дают, и нечего у родителей клянчить».
— Чё за Тим-Тим? — не понял Витя.
— Ай, — буркнул Саня. — Иными словами, Тимофей Тимофеевич. Как врач — нормалёк, а вот как человек — ну просто Загиб Петрович.
Виктор, почесав затылок, передумал первым идти знакомиться с Тим-Тимом и отправился в палату за сотовым.
Капли на стекле прошлым вечером конденсировались не зря. Солнце старалось палить всё так же ярко, бросая утренний розоватый свет на крыши девятиэтажек, но теперь ему мешали облачка — не грозные, как тучи, просто настойчивые. В бокс Виктора, как он уже успел подметить, с утра и до полудня, игнорируя хлипкую занавеску-тряпочку, запрыгивают лучи. Но сегодня в связи с лёгкой облачностью и незначительным похолоданием они казались совершенно лишённым тепла. Из-за этого в палате разом стало как-то прохладно, а от внешней стены потянуло сыростью.
Витька надел красную пайту с капюшоном и, сев на постели по-турецки, набрал отцовский номер. Длинные гудки шли недолго, и родитель поднял трубку с бодрыми возгласами: «Доброе утро, страна! Уже проснулся? Как дела?!»
— Уже и позавтракал, если можно так выразиться, — скептически заметил Витя. — Вы с мамой придёте?
— Насчёт мамы не могу ничего обещать. Ты её знаешь.
Овны — они упрямые шибко, — прокряхтел отцовский голос в трубке. — А я да, вечерком загляну. Раньше никак, работа ведь, — как бы извиняясь промолвил Александр Игоревич. — А чего тебе, так скучно? Друзей не нашёл?
— Найду. Не твоё дело, — разозлился парень, потому что почти такие же вопросы ему задавали, когда он ходил в садик. — Жрать мне просто хочется.
Папа рассмеялся.
— Ну так ты привык к мамкиным деликатесам.
Конечно, теперь столовская еда не нравится! Я тебе принесу что-то перекусить, но не рассчитывай на многое, потому что надо потихоньку привыкать к больничной пище. Она полезная.
— Полезная, — вредным тоном передразнил Витька. — Спасибо, папа.
— На здоровье, — продолжал посмеиваться Александр Игоревич, делая вид, что не замечает злой иронии отпрыска.
Витька бросил трубку, пробурчав себе под нос массу нелестных слов. На тумбочке обнаружился один вчерашний сухарик, и мальчишка, отчаявшись по-людски позавтракать, принялся за него. Впрочем, в одном из карманов по идее должна была валяться десятка. Он мог бы спуститься на первый этаж и купить что-нибудь в одном из ларьков.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.