Группи: Sex, drugs & rock’n’roll по-настоящему - [71]

Я не знала, что сказать. У меня в голове не укладывалось, что девушки могут заниматься такими вещами. Я, конечно, делала минеты, но всегда наедине с партнером. И ни за что не скатилась бы до такой вульгарщины, чтобы сосать в присутствии зрителей. Да и на кой черт им сдались гипсовые слепки причиндалов? Ну точно извращенки, заметила я Дэйви.

— Ну да, в каком-то смысле ты права, — неопределенно ответил он.

Я сменила тему, спросив его, чем он намеревается заниматься теперь, когда не нужно посвящать все свое время группе, и Дэйви заявил, что хочет стать актером.

— Меня взяли в школу актерского мастерства. Конечно, нужно будет прослушать курс ораторского мастерства, но я всегда хотел быть кинозвездой. Мне уже двадцать шесть, нельзя же вечно выступать по клубам. Но музыку я тоже не брошу. Вообще-то я собираюсь скоро записать сольник, но при удачном раскладе в актерстве я вижу больше перспектив.

Мне подумалось, что в этом весь Дэйви, чувствительный и прагматичный одновременно. Такой не потеряется, если вдруг карьера не сложится. Мне нравилось его решение, и мы поговорили о том, какое влияние оказывает актерский опыт на внутреннее состояние человека. Тут я сообразила, что ни разу не слышала воодушевления в голосе Дэйви; он всегда говорил почти монотонно. Я и раньше замечала за ним такую особенность, но сейчас меня слегка покоробила эта монотонность. Даже рассказывая о «гипсолитейщицах», Дэйви оставался равнодушным, будто он круче всех. Ему даже случилось пережить в Штатах парочку, как он выразился, «серьезных» любовных историй, но он неизменно притормаживал, пока дело не зашло слишком далеко.

— Но ведь ты всегда так поступаешь, правда? — спросила я, вспоминая себя. — Девчонки, с которыми ты проводишь время, в конечном итоге безнадежно в тебя влюбляются, а тебе, похоже, любовь ни к чему.

Он довольно резко возразил:

— Раздражает, когда на меня слишком вешаются. Не люблю несбалансированных отношений.

— Неужели ты сам никогда не влюблялся, Дэйви? — спросила я. — Обычно влюбляются как раз в тебя, но разве не было в твоей жизни девчонки, которая вскружила тебе голову?

— Допустим, в последнее время такого не случалось, — признался он, теребя кольца. — Но не думай, что любовь мне не знакома. Очень даже знакома, и это самая прекрасная вещь на свете.

Последняя фраза удивила меня, и я стала гадать, когда Дэйви был влюблен по-настоящему. Вспоминая наш роман, я не сомневалась, что ко мне он любви не испытывал. Просто увлекся мной, насколько позволял его рациональный мозг.

— Да, ты прав, — кивнула я, думая о Ларри.

Потом Дэйви немного повеселел и спросил, как у меня обстоят дела с личной жизнью. Мне такая формулировка не понравилась, поэтому я ограничилась сухим перечислением, и Дэйви вздохнул.

— Так и знал, что рано или поздно ты доберешься до самого эпицентра музыкальной индустрии, — констатировал он. — Кстати, мне не нравятся твои короткие кудряшки. Почему ты не хочешь отрастить волосы подлиннее? Я же просил тебя много раз.

Я не стала отвечать. Какая ему разница, если через пару недель он опять вернется в Америку? Все они туда сваливают. Надо и мне как-нибудь съездить.

Хотя холодность Дэйви во время нашей встречи после долгой разлуки слегка меня разочаровала, с другой стороны, так было даже лучше: не хватало только снова в него влюбиться. Впрочем, в глубине души я понимала, что подобное вряд ли возможно: нельзя дважды войти в одну реку. К тому же мне совсем не хотелось заводить очередной роман. Я нуждалась в других отношениях, более свободных — вроде тех, что сложились у меня с Грантом. Может, следовало и с Дэйви держаться на том же расстоянии, но раньше я просто не понимала, как себя вести. Вопреки моим ожиданиям, Дэйви совсем не изменился, он остался прежним, но теперь я увидела его совсем другими глазами, и он показался мне чужим.

На приеме мне было скучно, а Дэйви купался в лучах славы, которой раньше его в Англии не баловали. Он велел мне не стесняться, и я поняла, что он совершенно не представляет, насколько я на самом деле изменилась. Полгода назад я и правда смущалась бы в такой обстановке, но теперь меня попросту не интересовало общество изысканной молодежи, дельцов и промоутеров. Дэйви, видимо, считал, что я никого там не знаю, поэтому я стала активно здороваться со всеми знакомыми, только чтобы утереть ему нос.

После ужина мы отправились домой и устроились перед телевизором. Я поглядывала на лицо Дэйви и не могла не признать, что он по-прежнему хорош собой. В этом отношении ничего не изменилось: чем больше я смотрела, тем красивее он мне казался; даже удивительно, что у живого человека настолько прекрасное лицо, хотя живости в нем как раз совершенно не было. Однако от страсти не осталось и следа — мы до сих ни разу не прикоснулись друг к другу, да и желания такого не возникало. Когда мы наконец легли, я испытывала разве что любопытство, гадая, каков он теперь в постели. Мы потянулись друг к другу в темноте, и мне даже стало неловко, но только в первый момент, потому что химия между нами никуда не исчезла. Обнимая его хрупкое тело, я почти представила, что снова влюблена в Дэйви. Он сумел доставить мне прежнее удовольствие, хотя я уже успела забыть, как он вздыхает и стонет во время оргазма. Мне была приятна страсть, с которой он отдавался сексу, и я тоже забыла обо всем на свете. На мгновение я почувствовала настоящую любовь к нему, чистую и искреннюю, без всяких задних мыслей, но к утру от нее осталась лишь дружеская симпатия. Мне было совершенно все равно, увидимся ли мы снова. Я удовлетворила свое любопытство и разобралась с чувствами, так что все получилось как нельзя лучше.