Грудь четвертого человека - [20]

Отстреляв (из положения лежа) по три одиночных пробных патрона, мы по команде вместе с Андрусенко и еще одним-двумя офицерами устремились к мишеням. К моему неописуемому удивлению, моя была поражена двумя пулями из трех. Андрусенко от удивления присвистнул:

– Рахлин, да вам очки не мешают, а помогают! Говорил же я: страшноГо ничеГо нет!

Я повеселел, но… главное (стрельба очередями) впереди. На примере товарищей я уже знал: не у каждого получается разделить стрельбу на предписанные "порции". Некоторые вообще так волновались, что во время стрельбы зажмуривали глаза!

Нет, мне нельзя дать маху. Плохо отстреляюсь – непременно ведь кто-нибудь скажет: "Это тебе не Ташкент защищать!" Я постарался учесть все указания, которые получил во время тренировок. Вроде бы получилось! Следует команда: "К мишеням!" Офицеры считают не отмеченные раньше мелом, то есть новые, уже только мои, пробоины на моей мишени. Я поразил цель ЧЕТЫРЬМЯ пулями: более чем отлично!

– Рахлин, да вы на "шестерку" отстрелялись! – шутит Андрусенко.

Он чрезвычайно мною доволен: такого результата, оказывается, не достиг никто из нашего пополнения.

Это был триумф. Я и позже стрелял уверенно, но такого блестящего результата больше ни разу не добился. А много позднее, на офицерских сборах, при стрельбе из пистолета все пули всадил в "молоко".

Вывод: не надо хвастаться.

Глава 11.Физо

Сколько себя помню, всегда отличался физической неловкостью.

Трудно сказать, зависело ли это от меня или таким уродился. Но еще в ленинградском пригороде, на даче, где мне было года три с половиной, бабушка должна была меня переворачивать, толкая под попку, чтобы я мог, подобно другим детям, делать кувырок через голову. Я был толст и неуклюж.

И потом. в детском саду и в школе, во дворе и на улице, всегда ощущал эту свою неловкость. А потому всячески уходил от обычных детских игр: не прыгал через скакалочку, редко пускался наперегонки, мало и неохотно играл в мяч, усугубляя свой недостаток.

Впрочем, это мне не мешало предаваться тем детским играм, в которых ловкость и быстрота не играли роли решающей, где на первый план выдвигались воображение, фантазия, словесное развитие и другая

"беллетристика". Например, с удовольствием играл в "пограничников" – и при этом с одинаковой готовностью был и собакой Ингусом, и ее проводником Карацупой; строил корабли или самолеты из стульев – и выполнял обязанности то капитана, то пилота… но как только дело доходило до состязания в сноровке, в подвижности, так я сразу же пасовал…

Мне было 13 лет, когда впервые я стал в волейбольный круг. А через сетку играть – так ни разу и не отважился. В том же возрасте первый раз вышел на "футбольное поле" (точнее – на маленькую площадку, где гоняли мяч две небольших группы мальчишек). Оба

"дебюта" состоялись на старой территории харьковского УФТИ

(Украинского физико-технического института), где в 1944 году (и в следующем тоже) размещался дневной пионерский лагерь профсоюза работников высшего образования и науки. Меня туда определила "по блату" моя тетушка, сестра отца. У меня за спиной был несчастный опыт уральского пионерлагеря и общения с тамошними детьми военных лет, почти поголовно зараженными в своих семьях пошлой и жестокой юдофобией. Но здесь дети были совсем другие: почти все – из интеллигентных семей, да и притом зачастую из еврейских. Девочка лет

14-ти позвала меня в круг детей, игравших в волейбол. Простейшие правила требуют: не отбивший мяча (хотя бы и неловко посланного) выбывает из круга. Мне повезло, и я, неумело отбивая мяч, вышиб из игры других, сам же продолжал играть. Наконец, остались мы вдвоем с той девочкой (это была Неля Юхновская – позже известный на Украине композитор). После недолгой переброски я (по чистой неловкости) услал мяч куда-то не туда, так что Неля отбить его не сумела, а догнав – сунула его под мышку и ушла, буркнув мне совершенно всерьез:

– Ты – чемпион! – отчего я преисполнился гордости: быть чемпионом мне до тех пор не приходилось!

Придя на спортплощадку, увидел там детей разного возраста, гоняющих в футбол. В одной из команд не хватало игрока, и мальчишки позвали меня. Обретя "чемпионство" в волейболе, я осмелел и решил дерзнуть. Вратарем у противника был крошечный, чуть ли не шестилетний Гриша. Овладев мячом, я что было сил набежал на малыша и забил его в ворота вместе с мячом. Нашей командой это было воспринято как победа, а у противоположной веских возражений не нашлось. Так я стал хотя бы участвовать в футбольных баталиях.

Правда, партнеры быстро разобрались в том, кто чего стоит, и за непроворство начали ставить меня "беком" – то есть, в защиту.

Но в школе я по отношению к спорту вел себя по-прежнему отчужденно. Нельзя сказать, чтобы не пытался себя перевоспитать.

Занимался и гантелями, и силовой гимнастикой, а в начале студенческих лет, поступив было в политехнический институт, даже несколько месяцев посещал секцию спортивной гимнастики – но без малейшего успеха. В те времена и речи не было о культуризме, о

"качках", и ни от кого, в том числе и от учителя физкультуры, не услышал я никаких рекомендаций по развитию мышечной системы. А без такого развития не мог выполнить простейших упражнений ни на одном спортивном снаряде.