Грозовое Облако - [88]

Анастасия думала, что у нее нет аппетита, но вид такого великолепия даже мертвеца поднял бы из гроба ради одной, самой последней трапезы. И все же она она не сразу решилась взять себе закуску со стола: это же все равно что обезобразить прекрасную статую! Но поскольку прочие серпы, как хорошие, так и плохие, набросились на еду, будто стая голодных пираний, Анастасии ничего не оставалось, как присоединиться.

— Это неофициальный ритуал, берущий свое начало в давних временах, — как-то объяснила ей серп Кюри. — Даже самые аскетичные и воздержанные из серпов три раза в год предаются чревоугодию без малейшего зазрения совести.

Мари обратила внимание Анастасии на то, как серпы сбиваются в группы по социальным интересам. Нигде больше раскол не выражался так явно, как здесь, в ротонде. От серпов «нового порядка» исходили почти осязаемые флюиды беспардонной самоуверенности, разительно контрастирующей со сдержанным высокомерием других членов коллегии.

Когда-то Мари сказала Анастасии:

— Все мы люди заносчивые. Как же, ведь мы избранники, самые мудрые и самые просвещенные. Лучшее, на что мы можем надеяться, — это оставаться скромными в своей заносчивости.

Оглядывая толпу, Анастасия ощутила холодок в сердце при виде того, сколько серпов расшили свои мантии драгоценными камнями. Благодаря их мученику, серпу Годдарду, самоцветы стали символом «нового порядка». Когда Цитра впервые появилась на конклаве в качестве подмастерья, здесь было довольно много независимых серпов, не примыкавших ни к одной из фракций. Но, кажется, постепенно их становилось все меньше и меньше, а тонкая разделительная линия превратилась в пропасть, готовую поглотить любого, кто не выбрал ту или иную сторону. Особенный ужас вызвал у Анастасии вид почтенного серпа Неру, нацепившего аметисты на свою свинцово-серую мантию.

— Вольта был моим учеником, — объяснил Неру. — Когда он присоединился к «новому порядку», я воспринял это как личное оскорбление. Но когда он погиб при пожаре в том монастыре, я решил, что мой долг — отнестись к нему непредвзято. Теперь я черпаю радость в прополке и — удивительное дело — не вижу в этом ничего ужасного.

Анастасия слишком глубоко уважала почтенного серпа, чтобы высказать ему, что она о нем думает, но Мари была не столь сдержанна на язык.

— Я знаю — ты любил Вольту, — сказала она, — но скорбь не оправдание для распущенности.

Неру потерял дар речи, на что Мари и рассчитывала.

Они с Анастасией завтракали в окружении серпов, разделяющих их взгляды, и все они выражали сожаление о том, в какую сторону движется Орден.

— Мы не должны были допустить, чтобы они называли себя «новым порядком», — сказал серп Мандела. — В том, что они творят, нет ничего нового. А звание «старой гвардии» для нас, придерживающихся заветов основателей, унижает наше достоинство. Мы мыслим куда более прогрессивно, чем те, кто думает лишь об удовлетворении своих дикарских аппетитов.

— И это ты говоришь после того, как съел целый фунт отборных креветок, — поддразнил его серп Твен. Некоторые из окружающих засмеялись, но Манделу шутка не развеселила.

— Роскошные трапезы на конклаве изначально задумывались как компенсация за жизнь, полную самоотречения, — процедил он. — Но они потеряли свой смысл, когда здесь столько серпов, которые ни в чем себе не отказывают!

— Перемены — хорошая вещь, если они служат всеобщему благу, — сказала серп Кюри. — Вот только серпы «нового порядка» не служат вообще никакому благу.

— Мы должны продолжать борьбу, Мари, — сказала серп Меир[24]. — Наша задача — всячески поддерживать и возвеличивать достоинства серпов, твердо придерживающихся высоких моральных устоев. Мы должны полоть с неизменной мудростью и состраданием, ибо в этом наша суть. И мы никогда не должны считать право на лишение жизни чем-то само собой разумеющимся. Это бремя, а не удовольствие. Это привилегия, а не развлечение.

— Отлично сказано! — одобрил серп Твен. — Будем верить, что добродетель восторжествует над эгоцентризмом «нового порядка». — Тут он лукаво усмехнулся. — А знаешь, Голда, твоя речь звучит так, будто ты метишь на место Верховного Клинка.

Она искренне рассмеялась:

— Вот уж чего не надо, того не надо!

— Но слухи-то до тебя доходили, не так ли? — спросил Твен.

Серп Меир пожала плечами.

— Подумаешь, слухи. Оставляю их серпам, которые еще не завернули за угол. Что до меня, то я слишком стара, чтобы тратить время на пустые домыслы.

Анастасия обернулась к серпу Кюри:

— Что за слухи?

Та пренебрежительно отмахнулась:

— Каждые пару лет идут толки, будто Ксенократ собирается оставить пост Верховного Клинка, но он все не уходит и не уходит. Думаю, он сам их и распускает, чтобы все только о нем и говорили.

Прислушавшись к разговорам других серпов, Анастасия сделала вывод, что тактика Ксенократа вполне успешна. В тех случаях, когда беседа шла не о серпе Люцифере, в ней непременно обсуждались всяческие слухи о Верховном Клинке. Например, что он уже самовыпололся; что у него есть ребенок; что процедура обновления возраста пошла не так, как надо, в результате чего Ксенократ превратился в трехлетнего малыша. Чего только не болтали! Но никого, казалось, не смущала явная нелепость слухов. А что, забавляться так забавляться!