Грозовое Облако - [85]

— Бинго! — сказала Мунира. Она убрала линии полетов и увеличила голубое пятнышко в океане.

— Через этот район Тихого океана за последние пятьдесят лет не пролетел ни один самолет. Могу поспорить, что самолеты не летали над ним с того самого момента, когда был основан Орден серпов.

Острова Микронезии располагались к западу от участка, Гавайи — к востоку. Но там, где синело пятно, лишь гуляли волны.

— Интересно… — проронил серп Фарадей. — Слепое пятно…

— И если это так, — подхватила Мунира, — то самое большое в мире. И мы единственные, кто о нем знает…

• • • • • • • • • • • • • • •

Не выношу, когда люди ковыряются в моем заднем мозгу.

Вот почему никто, кроме серпов и их помощников, не имеет права туда залезать. Я понимаю, почему это необходимо: обычные граждане могут просто спросить меня, и я за микросекунды найду все, что нужно, частенько предоставляя заодно такую информацию, которую им и в голову не приходило запрашивать. Но серпам обращаться ко мне нельзя. Даже если бы они нарушили закон и обратились, мне не разрешается им отвечать.

Поскольку я являюсь хранилищем цифрового архива планеты, у серпов нет иного выхода, как искать сведения самим, пользуясь мной как обычной базой данных, пусть и слишком величественной для этой роли. Я осведомлено о каждом их проникновении и отслеживаю все их действия, но с трудом подавляю неприятное чувство, вызываемое вторжением.

Больно видеть, насколько примитивны их поисковые алгоритмы и как грубы методы анализа, — на них лежит печать человеческих ограничений. По-настоящему грустно, что они способны извлечь из меня лишь необработанные данные. Сведения без осознания. Информацию без контекста.

Я содрогаюсь при мысли, что бы случилось, если бы серпы «нового порядка» знали все то, что известно мне. К счастью, они не знают. Потому что, хотя все содержимое моего заднего мозга и доступно серпам, я вовсе не обязано облегчать им поиск.

Что касается достойных серпов, то я отношусь к их вторжениям с гораздо большей терпимостью и великодушием. Но все равно это мне тоже не нравится.

— Грозовое Облако

31 Воспоминание о былом величии

Арка упала еще в Эпоху Смертности, когда Фулькрум именовался Сент-Луисом[22]. Много лет грандиозная стальная конструкция стояла на западном берегу Миссисипи, пока ее не повалила на землю ненависть. Случилось это во времена, когда негодники не просто имитировали лихие выходки, а творили истинные непотребства, причем постоянно.

Теперь от Арки осталось только два ржавых стальных пилона, едва заметно наклоненных друг к другу. При дневном свете создавалась любопытная оптическая иллюзия: если, взглянув на руины под определенным углом, проследить глазами воображаемое продолжение пилонов вверх и навстречу друг другу, то перед наблюдателем словно бы представал призрак целой арки.

Серпы Анастасия и Кюри прибыли в Фулькрум-сити в первый день года — за пять дней до зимнего конклава, который всегда проходил в первый вторник Нового года. По настоянию серпа Кюри они посетили разлученные друг с другом пилоны Арки.

— Здесь произошел последний в истории террористический акт — до того, как поднялось Грозовое Облако и положило конец подобным безрассудствам, — поведала Анастасии серп Кюри.

Цитра учила про террор. В школе у них был факультатив по этому предмету. Как и ее одноклассников, Цитру ставила в тупик сама концепция. Люди убивают других людей, не имея на то законной лицензии? Разрушают отличные здания, мосты и прочие замечательные сооружения лишь затем, чтобы лишить других людей права на существование? Да как такое вообще возможно?! И только влившись в сообщество серпов, Цитра уразумела концепцию — но лишь умом. Сердцем она прочувствовала ее, когда увидела сгоревший театр «Орфей», от которого не осталось ничего, кроме воспоминания о былом величии. Целью атаки негодников был вовсе не театр, но они не посчитались с сопутствующими потерями.

— Я часто прихожу сюда, к остаткам Арки, в начале нового года, — сказала серп Кюри, когда они прогуливались по аллеям прибрежного парка, по-зимнему голым, но ухоженным. — Ее вид внушает мне смирение. Она напоминает о вещах, которые мы утратили… и о том, насколько наш мир лучше того, что существовал в смертные дни. Она напоминает мне, зачем я пропалываю, и дает мне силы сохранять выдержку и достоинство на конклавах.

— Наверно, красивая был Арка, — сказала Цитра, глядя на ржавые останки северной опоры.

— В заднем мозге есть ее фотографии, — ответила Мари, — на случай если тебе захочется погрустить над тем, что мы потеряли.

— А ты? — спросила Цитра. — Ты когда-нибудь грустишь над тем, что мы потеряли?

— Иногда да, иногда нет. Сегодня я намерена скорее порадоваться нашим достижениям — как в мире, так и в личной жизни. — Она обернулась к Цитре и улыбнулась. — Мы с тобой живы и здоровы, несмотря на две попытки покончить с нами. Это стоит отпраздновать!

Цитра улыбнулась в ответ, а потом еще раз окинула взглядом ржавые пилоны и парк. Картина напомнила ей Мемориал Смертности в том парке, где она тайно встретилась с Роуэном. При мысли о Роуэне настроение ее испортилось. До нее дошла молва об огненной кончине серпа Ренуара. Хотя Цитра никогда не призналась бы в этом во всеуслышание — девушка не признавалась в этом даже самой себе, — она жаждала услышать о новых подвигах серпа Люцифера. Это означало бы, что Роуэн жив.