Грозовое Облако - [78]

С тем она его и оставила, поспешив обратно в отель. Она вернулась как раз вовремя, чтобы быстренько втайне от всех переодеться и наделить иммунитетом безутешных родственников выполотого актера.

• • • • • • • • • • • • • • •

Внесу ясность: не каждое мое действие совершенно. Люди путают состояние существа с его действиями. Попробую объяснить разницу.

Я, Грозовое Облако, совершенно.

Это истина по определению, и ее нет нужды отрицать, поскольку это факт. Однако каждый день я вынуждено принимать миллиарды решений и совершать миллиарды действий. Некоторые из них пустяковые: например, выключить лампочку в пустой комнате, чтобы сэкономить электричество; другие более значительны: например, устроить слабое землетрясение, чтобы упредить сильное. Но ни одно из этих действий не совершенно. Я могло бы выключить лампочку чуть раньше, тем самым сэкономив больше энергии. Я могло бы сделать землетрясение на один балл слабее, и тогда драгоценная ваза ручной работы не упала бы и не разбилась.

Я пришло к выводу, что существуют только два совершенных акта. Из известных мне действий они — наиболее важные. Но я запрещаю себе выполнять их, оставляя это на усмотрение человечества.

Это акт создания жизни… и акт ее отъема.

— Грозовое Облако

28 Чему быть…

Как большинство тонистских монастырей, тот, в котором очутился Грейсон Толливер, выглядел старше, чем был на самом деле. Кирпичные стены монастыря заросли девичьим виноградом. Стояла зима, и холодные голые плети походили на паутину. Грейсон вошел внутрь через длинную, зарешеченную колоннаду, обсаженную кустами роз, ныне похожими на скелеты. Должно быть, весной и летом здесь очень красиво, но сейчас, в середине зимы, вид убежища в точности соответствовал похоронному настроению беглеца.

Первый человек, которого он увидел, женщина в обычном для тонистов балахоне из мешковины, улыбнулась ему и приветственно подняла руки ладонями вверх.

— Мне нужно поговорить с братом Макклаудом, — сказал Грейсон, следуя инструкции серпа Анастасии.

— Тогда тебе надо получить разрешение у курата Мендосы, — ответила женщина. — Пойду позову его.

Она повернулась и поплыла прочь не торопясь, словно на прогулке, отчего Грейсону захотелось схватить ее и толкать вперед.

Когда появился курат Мендоса, его походка намекала, во всяком случае, на некоторую спешку.

— Прошу у вас убежища, — сказал ему Грейсон. — Мне посоветовали спросить брата Макклауда.

— Да, конечно, — ответил Мендоса просто, как будто это было абсолютно рядовое событие. Курат проводил Грейсона в комнатку в одном из монастырских строений.

На тумбочке горела свеча. Первым делом курат потушил ее специальным колпачком.

— Располагайся, — сказал он. — Я передам брату Макклауду, что ты ждешь его.

Мендоса вышел и прикрыл за собой дверь, но не запер ее. Грейсон остался наедине со своими мыслями. Если бы он захотел уйти, путь наружу был открыт.

Комнатушка была спартанской. Из обстановки — только самое необходимое: кровать, стул и тумбочка. Никаких украшений на стенах, не считая вертикально стоящей железной вилки над изголовьем. Двузубец — так они его называют. Символ их веры. В ящике тумбочки обнаружился грубый балахон, на полу — пара сандалий. Около погашенной свечи на тумбочке лежал переплетенный в кожу сборник гимнов с тисненым камертоном на обложке.

В комнате царил мир. Комната дарила покой. Это было невыносимо.

Он ушел из бедного событиями мира Грейсона Толливера в бурный и непредсказуемый мир Рубца Мостига. А теперь его забросило в брюхо обыденности, где его неизбежно съест и переварит скука.

«Во всяком случае, я все еще жив», — утешил себя Грейсон, хотя и не был уверен, что это такое уж великое благо. Пурити выпололи. Не заменили ей личность, не перевели в другое место, а выпололи. Ее больше нет; и несмотря на весь ужас того, что она пыталась сделать, Грейсон тосковал по ней. Он жаждал услышать ее дерзкий голос. Он пристрастился к ее хаосу. Ему придется адаптироваться к жизни без Пурити, к жизни без самого себя. Ибо кто он теперь такой?

Он улегся на кровать, к счастью, оказавшуюся удобной, и прождал, кажется, целых полчаса. Наверно, думал он, тонисты как Инспекция по делам негодных — тоже намеренно заставляют посетителей ждать. Наконец он услышал скрип двери. День клонился к вечеру, и света из маленького окошка едва хватало, чтобы рассмотреть пришедшего. Оказалось, что это парень ненамного старше Грейсона. Его рука была заключена в какой-то непонятный футляр.

— Я брат Макклауд, — представился вошедший. — Курат удовлетворил твой запрос об убежище. Я так понял, что ты просил о личной встрече со мной?

— Так мне посоветовал один мой друг.

— Могу я спросить кто?

— Лучше не надо.

Похоже, брата ответ слегка раздосадовал, но он не стал заострять внимание.

— Можно хотя бы взглянуть на твое удостоверение личности? — А когда Грейсон заколебался, брат Макклауд сказал: — Да не бойся ты. Не важно, кто ты такой и что натворил, — мы не сдадим тебя Исполнительному Интерфейсу.

— А он и так наверняка уже знает, что я здесь.

— Знает, — подтвердил брат Макклауд, — но твое пребывание в нашем монастыре — это вопрос религиозной свободы. Грозовое Облако не станет вмешиваться.