Грозовое Облако - [56]

— Серпа Константина?

— Да. Так что успокойся — мы делаем все что в наших силах. Мне вовсе не улыбается потерять двух хороших серпов. Каждая из них стоит десятка тех, кого ты вымел из грязных углов своей дворницкой метлой.

— Рад, что вы это сказали.

— Ничего я не говорил, — отрезал Ксенократ. — И только попробуй предать огласке эти мои слова — отопрусь!

— Не волнуйтесь, — усмехнулся Роуэн. — Я же сказал: вы — не враг.

— Мы закончили? Я могу продолжить тихо и мирно принимать ванну?

— Еще одно, — сказал Роуэн. — Я хочу знать, кто выполол моего отца.

Ксенократ повернулся и посмотрел на Роуэна. Что это? Под застывшим на лице Верховного Клинка отвращением и негодованием — как же, ведь его самым бесцеремонным образом загнали в угол! — проглянуло сочувствие? Роуэн не мог сказать, было оно истинным или притворным. Даже без своей тяжелой ризы этот человек оставался окутан множеством непрозрачных слоев, и было трудно понять, когда Верховный Клинок искренен.

— Да, я слышал об этом, — промолвил Ксенократ. — Мне очень жаль.

— Да что вы?

— Я назвал бы это нарушением второй заповеди, потому что тут явно видно предубеждение против тебя. Но принимая во внимание, как к тебе относится коллегия, не думаю, что кто-либо выдвинет обвинение против серпа Брамса.

— Вы сказали… серп Брамс?

— Да. Заурядный, ничем не примечательный человек. Возможно, он полагал, что прополка твоего отца принесет ему скандальную известность. Спросить меня, так он скатился еще ниже, чем раньше.

Роуэн ничего не ответил. Ксенократ даже не догадывался, как глубоко ранила юношу эта весть. Словно в него всадили меч.

Ксенократ мгновение всматривался в собеседника и сумел хотя бы частично прочитать его мысли.

— Вижу, что ты уже вознамерился нарушить обещание и прикончить Брамса. Будь любезен, дождись хотя бы Нового года, дай мне капельку покоя, пока не пройдут Старые Зимние праздники.

Новая информация по-прежнему держала Роуэна в молчаливом ступоре. Отличный момент для Ксенократа, чтобы обратить обстоятельства в свою пользу, пока противник полностью выбит из колеи. Однако Верховный Клинок сказал всего лишь:

— А теперь тебе лучше уйти.

Наконец Роуэн овладел собой.

— Уйти? Чтобы вы могли поднять тревогу, и тогда ваши гвардейцы схватят меня, как только я выйду из этой комнаты?

Ксенократ отмахнулся.

— А какой в этом прок? Куда им до тебя! Вскроешь им глотки и вырвешь сердца, после чего всех придется отсылать в центр оживления. Так что давай лучше прошмыгни под их ни на что не годными носами так же легко, как прошмыгнул сюда, и избавь нас от всех этих хлопот.

Уж слишком быстро сдался Верховный Клинок, на него не похоже. Поэтому Роуэн сделал попытку прощупать его — а вдруг удастся выведать, в чем дело.

— Должно быть, у вас все внутри кипит, ведь я так близко, а не схватишь, — заметил он.

— Моя досада быстро пройдет, — ответил Ксенократ. — Скоро ты перестанешь быть моей головной болью.

— Перестану быть вашей головной болью? Каким образом?

Но Верховный Клинок от дальнейших разъяснений отказался. Вместо этого он допил коктейль и вручил Роуэну пустой стакан:

— По дороге оставь это на стойке бара, хорошо? И скажи им там, чтобы принесли еще.

• • • • • • • • • • • • • • •

Люди часто спрашивают, какая из моих задач ненавистна мне больше всех прочих; какую из множества своих работ я нахожу самой неприятной. Я всегда отвечаю правду.

Худшее из того, что мне приходится делать — это замещение.

Изредка я вынуждено внедрять ложную память в поврежденное человеческое сознание. Согласно статистике, только один человек из 933 684 нуждается в такой операции. Конечно, этого хотелось бы избежать, но человеческий мозг, к сожалению, дает сбои. Воспоминания и переживания могут войти в конфликт друг с другом, создавая когнитивный диссонанс и тем самым нанося мозгу болезненный урон. Большинство людей не могут даже вообразить себе, что это за мучение. Оно приводит к агрессии и криминальной активности, которая в остальных случаях побеждена современным человечеством. И никакое количество психотропных нанитов не в силах избавить этих людей от страданий.

Итак, время от времени я вынуждено «перезагружать» отдельных индивидуумов, как это делалось со старинными компьютерами. Я стираю их прежнее «я», их прежние дела; убираю темные спирали их мыслительных паттернов. Это не просто уничтожение их личности — я даю им взамен новую. Наделяю их воспоминаниями о жизни, прожитой в гармонии.

Я не держу свои действия в тайне от них. Как только они получают новую память, я правдиво рассказываю им об этом; а поскольку у них нет больше жизненной истории, о которой стоило бы пожалеть, и нет осознания своей потери, они всегда, повторяю, всегда благодарят меня за то, что я вытеснило их прежнее «я», и они все, повторяю, все без исключения продолжают жить полной, плодотворной жизнью.

Но воспоминания о том, кем они были, весь гнев, вся боль, — остаются во мне, похороненные в глубинах заднего мозга. И я оплакиваю их, потому что они этого сделать не могут.

— Грозовое Облако

21 Я неясно выразилась?

«Пойдем укокошим парочку серпов», — сказала Пурити, явно наслаждаясь подобной перспективой. Ее слова и осознание того, что она и впрямь способна на такое, не давали Грейсону уснуть всю ночь. Эта фраза прокручивалась в его голове вновь и вновь.