Грозовое лето - [80]

Загит вскипел:

— Я приехал в Стерле не для того, чтобы сидеть сложа руки!

— Придется подчиниться!

— А что случится через неделю?

— Я пророчествами не занимаюсь! — Артем добродушно рассмеялся.

Домой Загит вернулся в сопровождении двух чекистов. Ему было приятно, что представители ЦК партии так глубоко, так осмотрительно изучают соотношения противоборствующих сил в Башкирии и не торопятся с решениями, и в то же время он недоумевал, с чего это надо церемониться с валидовцами… Ясно, что тот, кто пойдет за националистами, погибнет, а кто повернет к коммунистам, спасет и себя, и народ! Валидов уже установил связи с националистами Средней Азии, Киргизии, Казани, Закавказья, он хочет оторвать Башкортостан от России. Чего же, спрашивается, ждать? Не остановим мы Валидова — и он столкнет башкирский народ в пропасть… Неужели башкирские воины, рабочие, крестьяне-бедняки проливали кровь за то, чтоб в феодальной Башкирии золотые прииски, поля, леса, стада принадлежали Нигматулле? Под власть хана Заки башкиры все равно не пойдут…

Несколько дней Загит прилежно писал. Приходили курьеры ЧК и уносили его отчет, оставляли газеты из Уфы и Москвы. Загит читал и писал до боли в глазах, а дни и ночи сменялись с непостижимой медлительностью, и тишина в доме, тоскливая, уже не исцеляла его, а угнетала. Как-то в сумерках он вышел погулять. Весенняя сырая прохлада была пьяняще хмельной, и ему захотелось, как мальчишке, прыгать по лужам, разбрызгивая воду и мелкие льдинки. Голова посвежела, предчувствия беды улетучились как бы вместе с резвым ветерком, несущимся с Белой. Он вышел из переулка на бульвар, забыв о предупреждениях Артема, и буквально через несколько шагов спиною, всей кожей, затылком почувствовал, что за ним идут… Загиту хотелось оглянуться, но он сдержался, его подмывало убежать в темные переулки, затеряться в их путанице, но он шел молодцевато, поправил красноармейский шлем с красной звездою, насвистывал.

— Он, он, я тебе ручаюсь, что это он! — услышал Загит, но и теперь не убыстрил шаги.

— Эгей, кустым, подожди! — окликнули его сердито.

Пришлось остановиться.

— Здравствуй, кустым, с приездом! — ядовито улыбаясь, произнес военный, как бы случайно играя кобурой револьвера.

Рядом с ним стоял красноармеец с винтовкой.

«Следили за квартирой!.. Из Кэжэн уехал, а в Башревком не явился».

— Здравствуй, кустым! — беспечно ответил Загит, хотя пожилого, расползшегося в плечах и в стане военного полагалось бы называть дядей — агаем.

— Ты чего же прячешься от нас, кустым? — ласково допытывался военный. — Заки-агай давно тебя ждет.

— Ты, кустым, меня с кем-то путаешь!

— Путаю?.. Разве ты не Хакимов?

— Хакимов. А ты кто?

— Я адъютант Заки-агая, — с нескрываемым удовольствием доложил военный.

Загит вымуштрованно сжал рукоятку пистолета в кармане полушубка.

Адъютант уловил движение его руки — он тоже был отлично обучен — и приказал солдату:

— Подойди ближе!

«Нет, я не начну стрелять первым! Если арестуют, чекисты обнаружат мое исчезновение и бросятся на выручку».

— Заки Валидов ожидает тебя!

— Пойдем к товарищу Валидову. — Загит говорил нарочито попроще, чтобы сбить чванство с адъютанта, да и заранее подготовиться к встрече с Валидовым.

Красноармеец с винтовкой остался на крыльце дома ревкома, адъютант провел Загита в приемную, попросил снять полушубок — пришлось оставить в кармане револьвер.

— Входи, кустым, входи без доклада! Заки-агай не любит церемоний с башкирскими джигитами.

«То-то и называешь его „эфенде“!..»

Загит уверенной походкой вошел в кабинет. Заки стоял за столом, как бы прячась за широколапчатым высоким фикусом в деревянной кадушке; лицо его, рябое, некрасивое, за эту зиму неприятно сморщилось, он часто поправлял очки в золотой оправе, и эти суетливые жесты выдавали его взвинченность.

— Садись! — указал Заки на кожаное кресло.

— Здравствуйте, товарищ Валидов! Загит Хакимов прибыл по вашему приказу, — лихо отрапортовал Загит.

— Садись!

Загит сел неуклюже, сложив руки на коленях, и выжидательно смотрел на темные от полумрака оспины на лбу и щеках Валидова.

— Ку-у-у-у-стым! — заунывно возгласил Валидов, стоя опершись на край стола, как на эфес сабли. — Я слышал о тебе. Все говорят, что ты джигит умный, смелый, решительный. Однако, кустым, ты ошибся — негоже мусульманину быть чекистом. Гре-е-е-ех!.. Советскую власть в Башкирии мы построим без коммунистов, без чекистов, без москвичей.

— Товарищ Валидов, у меня есть твердые убеждения.

Валидов не терпел, когда его перебивали, и едва не сорвался на крик, но сдержался.

— Погоди-ка, погоди, у нас времени мало… Ведь и у меня есть убеждения, кустым. И я сын башкирского народа. Но я служу своему народу, а ты продал его счастье большевикам.

Загит счел бессмысленным спорить с изолгавшимся лицемером и замолчал, сосредоточенно уставясь на собственные сапоги.

«Решил исподтишка переманивать к себе коммунистов? В открытую победить не надеешься, вот и хитришь!.. Недолго тебе властвовать. Башкиры знают, что ты волк в овечьей шкуре!»

Бесшумно открыв и прикрыв дверь, вошел адъютант, с низким поклоном подал Валидову пакет. Заки наискосок разорвал конверт, прочел письмо и мановением руки отпустил адъютанта.