Грозный год - 1919-й - [26]

Выйдя из кабинета, порученец кивком головы пригласил ее войти и осторожно, но плотно закрыл за ней дверь.

В расстегнутом френче, сунув пальцы за пояс, Шляпников стоял у окна и угрюмым взглядом смотрел на кремлевский двор.

Сестра некоторое время молча постояла у дверей, потом легким покашливанием дала знать о себе. Председатель Реввоенсовета нехотя обернулся и направился к сестре, застегивая пуговицы френча. Конечно, он мог бы это сделать минутой раньше. Но сестра не обиделась на него. Таким она знала его вот уже около двух месяцев - неряшливым и грубоватым. Он никогда не называл ее по имени и отчеству - только по фамилии. И обращался только на "ты". Но таким он был почти со всеми!

- Здравствуй, Кауфман. Раздевайся, садись. - Он ленивым движением протянул руку. - Кашляешь! Поди, сильный мороз на улице?

- Мороз-то небольшой, Александр Гаврилович. Но я продрогла на ветру. С утра возила больных и раненых с Форпоста. - Раздеваться сестра не стала, но ворот пальто распахнула.

- А почему этим не занимаются другие сестры? Почему ты? Такую опытную сестру надо беречь.

- И другие занимаются, Александр Гаврилович. Каждой приходится работать за троих. Больных и раненых много. Все возим и возим, конца не видно. Как вы себя чувствуете? Перестало колоть в боку? - Она села, положив меховую шапку на колени.

- Как будто бы сегодня полегчало. - Он сделал глубокий вдох, ткнул себя пальцем в бок. - Нет, не болит. Думаю, вот вечерком еще попариться в баньке да денек полежать дома.

- Ну и хорошо. Чайку выпейте с малиной или с медком. Попотейте как следует. Тогда у вас все пройдет.

Шляпников, поскребывая подбородок, задумчиво прошелся по кабинету.

- Говоришь, возила больных и раненых с Форпоста? Любопытно...

- Что ж тут любопытного, Александр Гаврилович? Ветер пробирает до костей...

- Я не об этом. Любопытно, что говорят раненые?.. Что думают?..

- Ах вот вы о чем...

- Тебе-то, конечно, все равно, ты целый день крутишься на народе, а мне здесь... любопытно. - Шляпников плюхнулся в кресло, протянул Кауфман портсигар, сам взял папиросу.

- Ну, если вам так хочется, Александр Гаврилович, я могу, конечно, рассказать. - Кауфман затянулась папиросой. - Но при условии...

- Что это еще за "условие"? - Он нехорошо взглянул на нее.

Она не смутилась, выдержала этот взгляд.

- Откровенность и правда! - Теперь она сверлящим взглядом своих раскосых, с монгольским разрезом черных глаз посмотрела на него.

"Знает что-то, чертовка!" - Он опустил глаза.

- Ну, это разумеется! - Шляпников закинул ногу на ногу и приготовился слушать сестру.

Зная бешеный характер председателя Реввоенсовета, Кауфман начала осторожно:

- Народ, Александр Гаврилович, усталый, голодный, больной, все воспринимает в мрачном свете. Потому порой нелестно отзывается о начальниках и учреждениях.

"Издалека начинает!" - Он заерзал в кресле, спросил:

- И о Реввоенсовете тоже?

- И о Реввоенсовете! - Кауфман потянулась за пепельницей.

- Ну-ну! Ты со мной не хитри! - Он погрозил ей пальцем.

- Зачем же хитрить?.. Народ говорит...

- Народ, народ! - Шляпников начинал закипать. - Что говорит твой народ?

Она точно выстрелила в него:

- А народ говорит - Реввоенсовет фронта надо поднять на штыки! Так-то, Александр Гаврилович!

Шляпников часто-часто замигал, попытался улыбнуться, но вместо улыбки у него получилась какая-то гримаса.

- Неужели такое говорят?.. И меня вспоминают - начальник?!

- К тому же чересчур часто!..

- Даже часто? - Озадаченный Шляпников пожал плечами. Посмотрел по сторонам. Но взгляд его ни на чем не задержался. - Откуда они меня знают?.. Я, кажется, ни разу еще не выезжал из Астрахани.

Кауфман уже было не остановить: у нее тоже был бешеный характер. Удивительно, здесь, с председателем Реввоенсовета фронта она чувствовала себя куда свободнее и увереннее, чем с ранеными и больными красноармейцами.

- Знают! Они всё знают. Сказать?..

- Говори, Кауфман! - Он махнул рукой.

- Говорят, вы преступник, Александр Гаврилович!

- Ну-ну!.. Ты поосторожней, сестра! - Шляпников побагровел, ткнул недокуренную папиросу в пепельницу, хмыкнул: - Ишь, мерзавцы!..

- Говорят, вы преступник, Александр Гаврилович, и вас надо сбросить с раската, как это делал Стенька Разин с боярами, - тут, во дворе астраханского кремля...

Шляпников вскочил и заметался по обширному кабинету.

- Еще что слышала?.. Говори, все говори!.. Я приказываю, если на то пошло!.. - в бешенстве прокричал он.

- Ругают вас за шинели, сапоги, патроны. Говорят - воевали без патронов и снарядов, а когда оставляли Кизляр, взрывали целые склады. Учтите, - теперь она погрозила пальцем, - народ прекрасно знает, что кроме турецких там было много и наших боеприпасов.

- Еще?.. Что еще говорят?.. - Шляпников остановился перед Кауфман.

Она замотала головой.

- Нет, и этого достаточно, - с усмешкой ответила она, дав ему понять, что не собирается пересказывать все виденное и слышанное: Кауфман не какой-нибудь его агент, у которого он может бесцеремонно выспрашивать обо всем, что ему заблагорассудится. Пора бы привыкнуть, что она только медсестра, ну и в какой-то мере посредник, через которого он "флиртует" с астраханскими рыбопромышленниками, но не больше...