Грозная опричнина - [5]

. Этой поддержке В. В. Шапошник придает особое значение, поскольку «в глазах беглого боярина (Курбского. — И.Ф.) именно поддержка определенных общественных сил делала членов «Рады» «избранными», т. е. выбранными^{60}. Тогда при чем, спрашивается, здесь выборы? При том, оказывается, что царь по собственному усмотрению выбирал из различных общественных групп (сословий) своих советников и вводил их в Избранную Раду, полагая, что они «будут выражать интересы различных групп — бояр, дворян и духовенства»^{61}. Но царский выбор есть, собственно, назначение. В результате получается так, будто Иван IV назначил представителей от разных сословий и собрал их вокруг себя в качестве советников, «зависимых не только и не столько» от него, сколько от этих сословий^{62}. Неудивительно, что для В. В. Шапошника Избранная Рада стала воплощением «некой формы представительства», схожей с Земским собором^{63}. И В. В. Шапошник говорит об этом вполне определенно: «Рада являлась представительным органом, своего рода моделью Земского собора…»^{64}.

Если названные выше исследователи, несмотря на расхождения во взглядах на Избранную Раду, все же признавали ее реальность, то в лице И. И. Смирнова, А. Гробовского и А. И. Филюшкина мы встречаемся с историками, подвергающими сомнению сам факт существования данного института.

И. И. Смирнов, рассмотрев ряд исследований, затрагивающих проблему Избранной Рады, пишет: «Обзор литературы вопроса показывает, что независимо от имеющихся у тех или иных авторов различий во взглядах на «избранную раду», общей чертой всех исследователей этого вопроса является то, что все они берут за исходный момент своих исследований понятие «избранная рада» как нечто наперед данное и подлежащее лишь истолкованию и расшифровке. Иными словами, все исследователи молчаливо признают за некую аксиому то, что «избранная рада» — это реально существовавший факт, и дело исследователя — лишь правильно понять и объяснить существо этого факта. При этом странным образом забывается о том, что, прежде чем предлагать то или иное толкование «избранной рады», следует исследовать вопрос о происхождении этого понятия. Речь в данном случае идет, конечно, не о разъяснении этимологии термина «избранная рада», а о выяснении литературной истории этого термина, т. е. о выяснении того, что за источник, откуда мы узнаем об «избранной раде», и насколько можно доверять этому источнику»^{65}. Изучив под этим углом зрения соответствующие исторические данные, И. И. Смирнов пришел к выводу о том, что «рассказ Курбского об «избранной раде», содержащийся в «Истории о великом князе Московском» и являющийся основным источником по вопросу об «избранной раде», представляет собою образец применения Курбским своих теоретических воззрений к освещению событий политической истории Русского государства и не может быть правильно оценен вне общей теории Курбского о принципах управления государством»^{66}. Концепцию Избранной Рады надлежит, следовательно, рассматривать как отражение этой теории, а самое Раду — как некий идеальный тип государственного учреждения, существующий в теории, а не в жизни. Вот почему, «изображая «избранную раду» как продукт творчества Сильвестра и Адашева, Курбский коренным образом искажает ту реальную обстановку, в которой сложилось правительство Русского государства в 50-х годах XVI в.»^{67}. Но это не значит, что Курбский летал в заоблачной выси фантазии, будучи совершенно оторванным от исторической действительности. Преподнося Избранную Раду в качестве правительства царя Ивана, он мог «опираться на реальную практику управления государственными делами в Русском государстве XVI в. Этой реальной основой рассказа Курбского об «избранной раде» являлась та роль, которую играла в Русском государстве XVI в. Боярская дума как в полном ее составе («все бояре»), так и особенно в форме «ближней думы», представляющей собой ядро наиболее приближенных к царю бояр, своего рода правящую верхушку Боярской думы»^{68}.

Отвечая на вопрос о происхождении термина «Избранная Рада», И. И. Смирнов говорит: «Можно считать весьма вероятным, что он был если не прямо взят Курбским из Степенной книги с дальнейшим полонизированием (вместо «думы» «рада»), то, во всяком случае, образован в стиле и манере макарьевской литературной школы. Таким образом, под «избранной радой» Курбский, несомненно, имел в виду «ближнюю думу»^{69}.

Идеи И. И. Смирнова были восприняты А. Н. Гробовским, который полностью отрицал существование Избранной Рады как некоего государственного органа, считая ее историографической легендой. «Избранная рада с ее обширным составом, программами и политикой, — писал он, — не что иное, как чистый вымысел»^{70}.

Пример А. Н. Гробовского увлек А. И. Филюшкина, который, рассмотрев переписку Ивана Грозного с Курбским, а также «Историю и великом князе Московском», написанную беглым князем, пришел к следующему выводу: «До известий ППГ (Первого послания Грозного. — И.Ф.) о «Раде» Курбский не знал о существовании такого правительства. Все его известия вторичны, представляют собой вывернутые наизнанку идеи Грозного»