Гроза зреет в тишине - [45]

Пронзительный свисток дежурного просверлил прокопченный дымом воздух. Солдаты и офицеры бросились к вагонам. Лязгнули буфера. Эшелон медленно двинулся с места. Шаповалов кивнул Мюллеру и, отступив на шаг, пропустил его вперед.

...В небольшой, жарко натопленной комнатушке, где, кроме стола и двух стульев, ничего не было, сидел молодой обер-ефрейтор. Даже не взглянув на него, майор фон Мюллер толкнул дверь напротив и вошел в темную, но довольно просторную комнату, — кабинет коменданта.

За большим столом, заставленным телефонными аппаратами, сидел широкоплечий человек лет тридцати, в форме немецкого лейтенанта, и что-то писал. Увидев перед собой немецких офицеров, он испуганно вскочил и, неумело выкинув вперед руку, крикнул:

— Хайль Гитлер!

— Хайль Гитлер! — мрачно повторил майор и молча положил на стол свои документы. Лейтенант покраснел.

— Их... я... я швах шпрэйх их дойч, — заикаясь и путая слова, пробормотал он. Посмотрев в еще более потемневшее лицо майора, заторопился: — Пока! Их научусь! Лернен. Их лернен! А теперь... если разрешите, у меня есть переводчик.

Майор молча кивнул головой и, отвернувшись, начал равнодушно осматривать кабинет.

Лейтенант нажал кнопку звонка. Вошел обер-ефрейтор.

— Ганс, прошу, познакомьте меня с документами господина майора, — попросил лейтенант.

Обер-ефрейтор стукнул каблуками и взял удостоверение майора. Пробежав глазами первую страницу, отчеканил:

— Инженер-майор Генрих фон Мюллер, командир специального инженерно-охранного батальона.

— Благодарю. Спросите у господина майора, чем я могу служить?

Ефрейтор перевел. Майор бросил на ефрейтора тяжелый взгляд и промолвил какую-то фразу. Ефрейтор густо покраснел.

— Что ответил господин майор? — нервно спросил лейтенант.

— Он... он сказал, чтобы я вышел из кабинета к чертовой матери, — заикаясь, ответил ефрейтор.

— Можете идти! — поспешил подтвердить приказ майора лейтенант и повернулся лицом к майору, со страхом ожидая, что будет делать дальше этот строгий офицер.

Не обращая на коменданта никакого внимания, майор встал со стула, медленно прошелся по комнате и, остановившись возле своего «переводчика», обратился к нему. «Обер-лейтенант» стукнул каблуками и, обращаясь к лейтенанту, заговорил с чуть заметным немецким акцентом:

— Господин майор просит извинить его, что... что он попросил вашего переводчика выйти. Дело, о котором нам с вами надо поговорить, секретное, а потому господин майор не хочет, чтобы наш разговор слышал кто-то еще.

— О, яволь! — прижав руки к груди, обрадовался лейтенант. — Я выполню любой ваш приказ!

— Ну, к чему такая поспешность? — приятно усмехнулся обер-лейтенант. — У нас есть одно конкретное задание: произвести технический осмотр вашего моста. И только. Но это очень секретно, господин лейтенант, — подчеркнул «переводчик». В самое ближайшее время нагрузка на этом участке железной дороги может значительно увеличиться. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?

— О! Яволь, господин обер-лейтенант. Вы хотите осмотреть мост сейчас?

— Ваш мост у нас не один, — снова любезно улыбнулся «обер-лейтенант». — Если все будет хорошо, мы хотим сегодня же, к исходу дня, быть в Витебске. А потому проводите нас к мосту.

— Есть! — по-русски козырнул лейтенант и, до смерти испугавшись за свой промах, дико крикнул:

— Ефрейтор! Дрезину и двух пулеметчиков!

XIII

От станции до моста было не больше четырех километров. Автодрезина шла ходко. Монотонный, нудный перестук колес шмелиным гулом полз в уши, и Шаповалов, который две последние ночи почти не спал, вдруг почувствовал, что глаза его слипаются, а тело будто наливается свинцом. Он старался стряхнуть с себя сон, размяться, пытался даже рассказать лейтенанту Дановскому какую-то смешную историю, но язык не повиновался, а глаза не глядели.

И тогда он решил закурить. Запустил руку в карман, достал папиросы и — замер. Сон сдуло, будто ветром, а тело сжалось в упругий ком. У него в руке была новенькая пачка «Беломора», того самого «Беломора», который им прислала вчера ночью Большая земля.

В какое-то мгновенье Шаповалов хотел сунуть папиросы назад, в карман, но тут он увидел глаза Дановского. Они, казалось, прилипли к пачке. И Шаповалов понял: поздно. Он спокойно усмехнулся, подмигнул лейтенанту и по-дружески шепнул на ухо:

— Узнаешь? Ваши, русские. Под Ржевом склад захватили. Ничего папиросы. Закуривай.

Лейтенант тяжело поднял руку и долго не мог вытащить папиросу — рука у него дрожала.

«Все, влипли, без шума теперь не обойтись», — прикуривая и не сводя с власовца глаз, подумал Шаповалов и про себя зло выругался.

Попыхивая папиросой, Шаповалов неотрывно следил за каждым движением предателя и старался отгадать, что тот задумал.

— Ну, что ж, моя песенка спета, — вдруг вздохнул Дановский и низко опустил голову.

— Если ты скажешь еще хоть одно слово — оно будет последним, — наклонившись к лейтенанту, тихо прошептал Шаповалов.

Дановский медленно поднял голову, тяжело вздохнул и... словно метеор, мелькнув перед глазами Шаповалова, в одно мгновенье исчез под откосом железнодорожного полотна.

— Бей пулеметчиков! — крикнул Шаповалов, бросаясь следом за власовцем. Но, пробежав несколько метров, остановился и опустил пистолет. Дановский был далеко, и стрелять по нему не имело уже смысла. Только поднимешь тревогу.