Гроза зреет в тишине - [19]

Шрифт
Интервал

— Ты слышишь меня, русский? — снова прозвучало в тишине ночи.

— Слышу, — глухо отозвался Веселов.

— Согласен?

— Хорошо. Слушайте теперь меня, — проговорил Веселов. Он боялся, что голос его задрожит, и обрадовался, почувствовав, что говорит спокойно. — Я склад взорву. Но вам лично даю тридцать минут. Можете их использовать, как пожелаете. Только не вздумайте еще раз подсылать убийцу. Тогда у вас не останется в запасе и секунды.

Какое-то время царила тишина, потом послышались тяжелые шаги. Они отдалялись.

Веселов сел. Ему хотелось курить, он несколько раз доставал кисет с табаком и клал назад в карман. Очевидно, за ним все же следят. Через щели в штабелях.

И тут он увидел широкую щель. Она была прямо у его ног. Веселов лег, осторожно раздвинул руками высокую сухую траву и увидел редкие кусты, а за ними — просеку и проволочное заграждение. До этого заграждения было метров десять, не больше. Белые березовые колья отчетливо виднелись на черном фоне леса.

Неожиданно в голове разведчика возник новый план. У него есть две мины. Он заминирует ими две самые тяжелые бомбы в разных местах штабелей. А сам... Все может быть...

Веселов работал с лихорадочной быстротой, но без малейшего шороха. Наконец вытер ладонью лоб. Все. Мины сами, без него сделают то, что надо, сделают даже тогда, когда его, Веселова, настигнет пуля на первом же шагу к свободе.

Щель все же оказалась тесной, и Веселов разделся. Он остался в одной гимнастерке. Бросил все: вещевой мешок, сухой паек и даже запас патронов. Взял только нож и автомат.

Все та же глубокая тишина царила вокруг. Фашисты притаились. Где? В землянках? Окопах? Или, может, тут, рядом, вот за этими близкими кустами? А может, их уже и нет?

Нет. Они тут, на базе. Если бы они рискнули отсюда уйти, он услышал бы.

Десять метров Веселов полз минут десять. Замер возле колючей проволоки. Он знал, что немцы пропускают в проволоку ток высокого напряжения. Пропущен ли тут? Очевидно, пропущен. Значит...

Пот заливал глаза разведчику, а он ковырял и ковырял финкой землю, выгребал ее руками. Потом полз снова, снова глотал пот, горький, соленый и горячий. Он боялся посмотреть на часы. Полз и полз. И только когда руки нащупали корни деревьев, которые раскачивались под сильным ветром, вскочил и побежал.

Сухие сучья рвали его одежду, царапали тело, а он бежал, спотыкался, падал и поднимался вновь. А когда ему уже показалось, что склад остался далеко позади, горячий росплеск огня вдруг охватил лес, взметнулся огненный смерч. Опаленная земля вздрогнула, застонала и — ринулась в черную пропасть...

III

Большая когда-то усадьба лесника, видимо, сгорела не очень давно. На пепелище, которое успело зарасти бурьяном, еще стояла печка с высокой черной трубой, уцелела и голландка, облицованная белым кафелем, который не поддался даже огню. В колодце, довольно глубоком, была вода, а в пуньке, стоявшей на отшибе, хранились дрова. Они были сложены вдоль всех четырех стен. Тут же, в пуньке, перевернутая вверх дном, стояла большая бочка.

Видимо, в свое время эта бочка служила кому-то столом. На ней стояла жестянка из-под консервов и была набросана картофельная шелуха.

При свете фонарика Кремнев внимательно осмотрел жестянку, пощупал пальцами шелуху и успокоился. Жестянка была наша, комочки картошки, остававшиеся на дне, давно высохли, покрылись плесенью. Сухой была и шелуха, от легкого прикосновения пальца она рассыпалась в прах. По всему было видно, что те, кто разделил тут свой скудный обед, наведывались в пуньку давно, может, летом, а может, и раньше, и уже больше сюда не возвращались.

Присев на широкий и гладкий дубовый кругляк, стоявший возле бочки, Кремнев смел рукой шелуху и развернул карту.

Из трех явок, которые ему дал Хмара, Кремнев прежде всего выбрал деревню Заречье. Эта явка привлекала его не только потому, что он хорошо знал и деревню и человека, с которым должен был встретиться. Отгороженное от мира рекой, озером и заболоченными лесами, Заречье находилось не очень далеко от железной дороги и бойкого шоссе — тех самых объектов, которые с сегодняшнего дня должны всегда быть в поле зрения спецгруппы. А потому, отыскав на карте знакомую деревню, Кремнев начал соображать, как лучше и быстрее до нее добраться.

Проще всего было идти лесом, обходя деревни и дороги. Но тогда пришлось бы сделать немалый круг, и времени на это ушло бы не меньше недели. Продуктов же у разведчиков было только на пять дней.

Кремнев задумался. Как мало осталось дорог на его родной земле, по которым можно идти, наверняка зная, что ты дойдешь до намеченной цели!..

Ему помешали. Из темноты просунулась чья-то рука и положила прямо на карту скомканную газету.

— Что это значит? — нахмурился Кремнев.

— А ты посмотри, — отозвался Галькевич. — Узнаешь?

— Наша «дивизионка»? — разгладив рукой газету, удивился Кремнев. — Где ты ее нашел?

— Тут, в пуньке. Выбирал место, где лечь, начал разгребать старую солому, а она там и лежала. Я бы и не обратил на нее внимания, если б на глаза не попалась фамилия знакомого корреспондента.

Находка заинтересовала Кремнева. Их дивизия и отступала и наступала далеко от этих мест. Кто же и когда в таком случае мог принести сюда газету?


Еще от автора Алесь Андреевич Шашков
Пятёрка отважных. Лань — река лесная

Остросюжетные и занимательные повести известных белорусских писателей в какой-то мере дополняют одна другую в отображении драматических событий Великой Отечественной войны. Объединяют героев этих книг верность делу отцов, самоотверженность и настоящая дружба.СОДЕРЖАНИЕ:Алесь Осипенко — ПЯТЁРКА ОТВАЖНЫХ. Повесть.Перевод с белорусского Лилии ТелякАлесь Шашков — ЛАНЬ — РЕКА ЛЕСНАЯ. Повесть.Авторизованный перевод с белорусского Владимира ЖиженкиХудожник: К. П. Шарангович.


Лань — река лесная

Остросюжетные и занимательные повести известных белорусских писателей в какой-то мере дополняют одна другую в отображении драматических событий Великой Отечественной войны. Объединяют героев этих книг верность делу отцов, самоотверженность и настоящая дружба.


Рекомендуем почитать
«С любимыми не расставайтесь»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.