Гроза зреет в тишине - [14]

Звали ее... Нет, Василю не хотелось называть это имя даже в мыслях, как не хотелось вообще думать об этой девушке... Но мысли, как и сердцу, не прикажешь. И никуда ты от нее не денешься. Пойдешь — и она пойдет за тобой. Побежишь — будет бежать следом, будет настигать всюду, куда бы ты ни пытался укрыться. Оборвет на полуслове во время самого интересного разговора, приглушит самый веселый смех, высушит самые горькие слезы...

Звали ее Соней. Соня Ковалева. Он знал ее не месяц, и не два. И было ей тогда, когда они познакомились в Минске, не семнадцать и не восемнадцать. И если бы не война...

Но война пришла, и молодая минская учительница эвакуировалась куда-то на восток. Искать же ее не было времени, и он потерял всякую надежду.

И вот случилось так, что прямо из-под Наро-Фоминска попал он в небольшой подмосковный госпиталь, что разместился в поселке с красивым названием — Отрадное.

Тяжелая осколочная рана в бедро левей ноги надолго приковала старшего лейтенанта Кремнева к постели. Когда он впервые, без посторонней помощи, пришел в старый парк, его поразила в полном своем расцвете весна. Где-то неподалеку от этих мест бушевала война, задыхались в дыму миллионы людей, захлебывалась в человеческой крови земля, сходили с ума от горя и страха женщины, умирали от голода дети, а тут цвели вишни и яблони, и над ними деловито и спокойно гудели пчелы, собирая мед.

Просторная аллея вела в глубь парка, к старым березам и вязам, где стояли почерневшие беседки. Там, среди вековых могучих деревьев, Кремнев и облюбовал себе местечко. Здесь, под старой поникшей березой, надежно скрытый густыми ветками от любопытных людских глаз, стоял на одной нескладной толстой ноге маленький покривившийся столик. Вот за этим столиком и работал он целыми днями, спеша закончить когда-то начатую повесть о друзьях-разведчиках.

Пролетали дни, все меньше и меньше оставалось чистых страниц в толстой тетради...

А в трех километрах от госпиталя, в сельской десятилетке, рассказывала ученикам про Татьяну и Онегина минская учительница Соня Ковалева...

Может быть, было бы лучше, если б они не встретились...

...В госпитальном клубе выступал московский театр. Народу собралось много. Солдаты в пижамах, на костылях, в гипсе, с забинтованными головами. Были тут и дети, были и женщины, пришедшие из окрестных сел.

Кремнев запоздал. Когда он вошел в зал, то уже не смог отыскать там ни одного свободного места. Разочарованно махнув рукой, он хотел было уже вернуться в палату, но его задержала молодая женщина. Встав со стула, она наклонилась и тихо шепнула:

— Раненый, садитесь.

— Ну, что вы! — смутился Кремнев и, взглянув на женщину, онемел. Перед ним стояла Соня, его Соня...

С того вечера она стала приходить в госпиталь каждый день. Они шли в парк, и там, усевшись под березой, Кремнев читал девушке свою новую повесть. Он и раньше читал Соне свои новые книги. Она любила литературу и разбиралась в ней.

Когда все то, что успел Василь написать в госпитале, было прочитано, Соня задумчиво сказала:

— Ты стал писать значительно лучше, Вася! Нравится мне.

Прижимаясь к его плечу, она прошептала:

— Вася, любимый! Ведь тебя на фронт больше не пошлют?

Василь опустил глаза.

— Нога моя заживает, — помолчав, сказал он. — И вообще... не могу я, Соня, оставить своих разведчиков. Понимаешь?

— Но ты же — писатель! Разве тебе нельзя перейти в газету?

— Нельзя, Соня, — тихо, но настойчиво повторил Кремнев. — Я солдат.

— Но ты же не сможешь там дописать этой книги!

— Допишу! — вдруг счастливо усмехнулся Кремнев. — Я забыл тебе похвалиться! Мне дают целых 45 дней на поправку, и я могу поехать, куда захочу! За это время...

— Ты никуда не поедешь! — запротестовала Соня. — Будешь жить у меня! Я никуда тебя не пущу, слышишь? Никуда!

— Спасибо, Соня, — Кремнев осторожно взял руки девушки в свои и поцеловал их...

...Так, из госпитальной палаты, попал Василь Кремнев в небольшую квартирку Сони Ковалевой...

У Сони было много работы, и он старался не мешать ей. Когда она готовилась к урокам или проверяла ученические тетради, он писал на кухне. Часто Соня оставалась в школе до позднего вечера, и тогда он мог сидеть за ее столом. А когда очень утомлялся, то забирался в школьный сад, усаживался на скамеечке, что стояла в густых кустах сирени. Здесь, в этом чудесном уединенном уголке ему особенно хорошо думалось, мечталось. Он мог подолгу смотреть сквозь ветки сирени на пеструю клумбу, на цветы, на беззаботных птиц, которые совсем не боялись его и распевали свои веселые песни прямо над головой.

В этот вечер Соня должна была прийти поздно. Василию немного нездоровилось, и он пообещал, что из хаты никуда не уйдет. Но как только стемнело, ему стало тоскливо одному в пустой квартире и, накинув на плечи шинель, он направился в сад.

Тихий, однообразный шум листвы убаюкал Кремнева. Но вот кто-то заговорил, и он проснулся. Где-то, совсем близко, разговаривали двое, мужчина и женщина. Василь осторожно встал, чтобы уйти и не оказаться свидетелем интимного разговора, но в этот момент послышался до боли знакомый голос:

— Слушай, Сергей, — озабоченно и нежно говорила женщина. — Ну, почему ты такой? Сердишься? За что?