Гроза над Дремучим Миром - [8]

Когда по дороге на воздух Хамсин встретил Иверлин, которая со счастливой улыбкой на лице бродила по мрачным коридорам пещерного дворца, он на миг остановился. Ему в голову пришла новая идея.

— Скра, как думаешь, насколько дорога Бейше эта девчонка? — спросил он у ворона и не поворачивая головы проследил за шагами Иверлин. — Чтобы он мог сделать ради того, чтоб она осталась в живых?

— Многое, но отнюдь не все, что угодно.

— И все-таки это не лишний стимул для усердия.

— Неужели господин не боится смертельного яда, приготовленного колдуном?

— Замолчи, глупая птица! — зло ответил Хамсин, и в темноте стало слышно, как он в ярости заскрипел зубами. — Девчонку нужно спрятать! Тогда Бейше не посмеет даже и думать о том, чтоб испытать свое зелье на мне!

— Мне кажется, господин, женщина — это не то, ради чего мужчина станет жертвовать властью.

Титан и птица достигли вершины, где находился выход наружу. Это была площадка в несколько квадратных метров, и от нее вели крутые ступени вниз, к подножию горы. Только так можно было выйти или войти в пещеру, где жил Хамсин.

Подъем сторожил дэв, мимо которого даже сам наместник не мог пройти без куска сахара. И это была не только традиция. Дэв был глуп, но невероятно огромен и силен и не мог никогда разобрать, где свои, где чужие. Поэтому его и выбрал хозяин сторожить подъем в пещеру, ведь злобность без разбора импонировали ему гораздо больше, чем расчетливый и самостоятельный ум.

Когда они проходили мимо этого косматого и угрюмого сторожа, Хамсин снова спросил:

— Ты думаешь, Скра, что Бейше старается вовсе не для меня?

— Я полагаю, господин, что не стоит ему доверять безгранично. Ведь он — человек и поэтому способен на самую невероятную подлость, впрочем, как и на безграничную преданность.

— Тогда вот что. Лети к начальнику гвардии и вели отвезти Иверлин в Глухие пещеры и заточить в лабиринте. Да и распорядись, пока не давать ей опиума. Пусть ее рассудок немного проясниться.

Ворон улетел выполнять приказ хозяина, а Хамсин отправился в южные шахты. Необходимо было разобраться с мятежником, посмевшим восстать против убивающей непосильной работы.

У рабов, работающих на рудниках, не было ни имен, ни прозвищ, ни даже номеров. Надсмотрщики не вели никакого учета. Они знали лишь, сколько умерло, а значит столько же нужно восполнить или еще больше, если появлялись новые шахты или старые рабы становились слишком истощенными. Но одного человека все называли по имени — Саб-Бияр. Он проработал в шахтах слишком долго, почти семь лет, и все это время слыл главным возмутителем спокойствия, единственным не смирившимся и постоянно пускающимся в бега.

На его теле уже не оставалось живого места, один глаз был выбит, вырваны все ногти, но он был непоколебим. Все снова и снова подстрекал он унылую безвольную массу к недовольству и ропоту, провоцировал их на побег и ни в коем случае не хотел умирать. Казалось у него было несколько жизней. Оживая после бесчеловечных побоев и пыток, он снова шел работать и роптать, затихая лишь потеряв сознание.

— Снова Саб-Бияр? — спросил наместник, явившись в шахты.

— Точно, господин, — низко склонив голову, ответил надсмотрщик.

— Что на сей раз?

— Подстрекал к побегу новых рабов, господин.

— Надеюсь, на этот раз он не выживет после наказания?

— Кто знает, великий? Он вынослив необычайно.

— Проводите меня к нему.

Хамсин редко бывал в пещере для наказаний, но не раз делал исключение, для того чтоб присутствовать при мучениях Саб-Бияра. Иногда он ловил себя на мысли, что начинает симпатизировать несгибаемому рабу с завидной жизненной стойкостью и терпением.

Когда он появился в пещере, освещенной светом одного факела, палач как раз закончил очередную пытку огнем. Несчастный раб, подвешенный на дыбе, был без сознания. По пещере растекался жуткий запах паленого человеческого мяса.

— Приведи его в чувства и оставь нас одних, — приказал Хамсин палачу.

Тот, взяв лохань с водой, в которой остужал раскаленные орудия пытки, выплеснул почти кипящую жидкость на бритую голову бездыханного раба. Немыслимая боль заставила его очнуться и издать дикий звериный вопль. Он приоткрыл свой единственный залитый кровью глаз и сквозь пелену различил очертание наместника в глухом бронзовом шлеме. Но держать голову он был не в силах, и она снова повисла без жизни. Из носа и рта текла кровь, кожа на плечах и груди дымилась.

— Сколько ты еще намерен оставаться в живых? — равнодушно спросил Хамсин.

— Вечно, — прохрипел в ответ раб.

— Не рассчитывай на это. Я намерен покончить с тобой сегодня же. Ты меня утомил.

— Так убей меня, не жди! — проревел Саб-Бияр, из последних сил выдавливая слова.

— Я сам не убиваю людей, ты же знаешь. Это не в моих правилах. Мне больше нравится наблюдать за тем, как вы мучаетесь. Но ты, признаться, мне порядком надоел. Когда же ты отойдешь, наконец? Не понимаю, в чем у тебя еще держится жизнь?

Наместник подошел к рабу и ткнул его в грудь кривой саблей. Послышался глухой стон.

— Я уважаю тебя, Саб-Бияр, — сказал он вдруг. — Пожалуй, никогда у меня не было врага столь неутомимого и живучего. Странно, что ты всего навсего человек… А хочешь, я сохраню тебе жизнь?