Гроза над Цхинвалом - [9]

– Как это? – не понял Арчил.

– Увидишь на месте… – уклонился от ответа Беруашвили.

На базе в Сенаки друзья попали в спецгруппу, с которой работали инструкторы-американцы – крепкие темнокожие парни.

– Упаси тебя Бог даже за глаза назвать их не афроамериканцами, – предупредил друга Гоча.

«Афро» не «афро», но гоняли они своих подопечных до седьмого пота – в первые дни сил у Гегечкори едва хватало, чтобы доплестись после тренировок до казармы. Но регулярные занятия спортом помогли – вскоре Арчил втянулся в изнуряющий процесс, инструкторы то и дело одобрительно похлопывали его по плечу. А Гоча и вовсе занимался по какой-то особой программе – больше сидел с бумагами, даже на плацу появлялся нечасто.

Американцы оказались задорными ребятами. Они обожали громко и заливисто смеяться, а в короткие свободные минуты пытались освоить местные танцы. Получалось не очень, но было видно, что в это занятие они вкладывают всю душу. Один из таких веселых перекуров заснял какой-то залетный телевизионщик. Арчил потом видел его передачу и очень расстроился: журналист сказал, что заокеанские парни исполняют «танец грузинских воров». Гегечкори подумал, что так говорить нечестно – на него самого американцы произвели замечательное впечатление. Общаясь с ними, Арчил, очень кстати и свой английский подтянул.

Он улыбнулся, вспоминая месяц, проведенный в Сенаки. Может быть Гоча прав, и начальство действительно имеет на друзей особые виды? Заметив колебания Арчила, Беруашвили положил на его руку свою прохладную влажную ладонь.

– Без нас не обойдутся, – уверенно сказал он.

И вот это время пришло…

6. Сергей Комов

Хасан остановил машину на окраине села. Когда они проезжали какой-никакой населенный пункт, Хасан обязательно показывал, где живет или жил его ученик. Когда-то, в другой жизни, когда еще существовал Советский Союз, Хасан Ревазов начал работать учителем математики. Не изменил он своей профессии и сегодня. Его ученики жили по всей Южной Осетии. Он мог зайти в любой дом в любое время, и везде его встречали как самого дорого гостя. Сергею это очень помогало в работе…

Поселок, по сути, был одной длинной улицей. Одно-двухэтажные дома стояли по обе стороны от дороги, ведущей в Цхинвали.

«Гром» стал сильнее, доносились пулеметные очереди, длинные, как будто тот, кто держал в руках пулемет водил им из стороны в сторону, не отпуская курок. Так стреляют по наступающим сомкнутым цепям, но этак никто не ходит в атаку уже ни один десяток лет.

– Я вас здесь подожду, – сказал Хасан. – Только зря вы туда идете. Чего-то мне все это не нравится.

– Думаешь, мне нравится? – спросил Сергей, бросая взгляд на дальнюю окраину села. – А что делать? Работа, блин, работа, работа – страсть моя…

Село просматривалось все насквозь, несколько домов было разбито, у одного обвалилась стена, но уцелела крыша, у другого крышу своротило, и осталась только коробка с закопченными оконными проемами. Огонь уже погас, но в воздухе стоял едкий запах дыма. Село точно вымерло, жители его то ли покинули, то ли попрятались по домам, но хлипкие стены не уберегут от снарядов, даже от пуль не уберегут…

Странную процессию они из себя представляли. Издали съемочную аппаратуру можно было легко принять за необычное оружие – камера, снабженная оптикой, смахивала на снайперскую винтовку, а штатив под нее походил на спрятанный в чехол гранатомет, который нес тот, кто должен снайпера в случае чего прикрывать. В сумке же, переброшенной через плечо, запросто могли лежать не кассеты и аккумуляторы, а боеприпасы. На поле боя съемочные группы не раз принимали за спецподразделения и обстреливали. Со всеми вытекающими последствиями…

До окраины села добрались без происшествий. Здесь были вырыты окопы, совсем не глубокие, не те, что показывают в фильмах про Первую мировую войну, когда армии Антанты и Тройственного союза стояли друг против друга месяцами, отрыв окопы в два человеческих роста. В этих, даже если прибавить к их глубине еще и высоту брустверов, сделанных из мешков с землей, все равно не удавалось спрятаться в полный рост.

В окопе сидело несколько осетин в обнимку с автоматами. Съемочную группу, приближавшуюся с тыла, они давно заметили, стали кричать телевизионщикам, чтобы шли обратно, но те лезли напролом, не обращая внимания на советы.

– С ума сошли, – сказал один из солдат Сергею, когда тот плюхнулся в окоп. – Куда лезете?

– Когда начнете вытеснять грузин из села? – ответил вопросом на вопрос Комов.

– Когда подкрепление подойдет, – огрызнулся осетин.

– И когда же оно подойдет?

– Скоро.

От этого диалога толку было мало.

Оператор, напряженно сопя, натянул на объектив камеры женский чулок. Делалось это для того, чтобы оптика не отсвечивала, не то блики на камере вполне могли принять за блики на снайперской винтовке. Тогда окоп накрыли бы снарядами. На длинном фокусе – когда снималась что-то очень отдаленное – чулок становился незаметным, но из-за того, что камеру приходилось держать в руках, картинка качалась, будто во время шторма. А ставить камеру на штатив было нельзя. Слишком уж эта конструкция смахивала на оружие.