Грот афалины - [52]

«Освободишься — приходи туда!» — прокричал на прощание Абдулла и подмигнул Янгу: мол, не теряйся, от этой тетечки можно добиться неплохого приварка.

— Янг, почему ты молчишь? — прервала донна Тереза его воспоминания. — У тебя есть мама?

— Нет.

— Мадонна миа… А падре, папа?

— Тоже нет… — вздохнул Янг. «Малахольная какая-то… Чего она лезет в душу? Хочет, чтобы я разревелся на всю улицу?»

— Ой, ой! Я сразу почувствовала интуито, что у тебя что-то не так. Бель бамбино — пригожий мальчик, и такая трагедия. Так что, ты так и живешь один?

— Так и живу. Брат у меня есть, на Рае работает.

— О, Рай! Вечером я тоже еду на Рай. Целый месяц там пробуду!

Заходили в очередной магазин, и синьора Тереза широко раскрытыми глазами разглядывала черные деревянные маски с ощеренными зубами и вытаращенными глазами, примеряла бусы: «Кораллё! Кораллё!», шляпы из пальмовых листьев. Разных бус, в том числе и из черного коралла, она уже купила несколько. Совала в сумку и бамбуковые салфетки, ослепительные раковины, торчали из сумки и две маски. Продавец, видя, что она не собирается покупать у него бусы, подсунул ей игрушечный башмачок. Нажал в нем что-то, и из башмачка высунулся чертик, дико, будто у него болел от смеха живот, захохотал, башмачок задрыгал, задвигался по прилавку.

— Мадонна миа! Диаволо! Беру. Сколько стоит?

Синьора Тереза платила не торгуясь, и ее, конечно же, обманывали, беря с нее вдвое, втрое дороже. Скоро сумка ее наполнилась всякими ненужными вещами.

Дошли до базара, и донна Тереза остановилась, словно закаменела. Сколько рядов торговок! И возле каждой горы всяких овощей и удивительных, не виданных ранее плодов. Грейпфруты — с детскую голову, гроздья бананов — только вдвоем донести…

— Тутти-фрутти! Тутти-фрутти!.. — шептала она и почти дрожала от восторга. Сорвалась вдруг с места: — Коко! Коко! Какие огромные! Янг, давай выпьем сока из этого кокоса, я слышала, что это очень вкусно!

Она выбрала два самых крупных и зрелых кокосовых ореха и подала продавцу, чтоб вскрыл их. Но тот сказал, что в таких уже не будет сока, в них твердое ядро, и выбрал орехи сам, ловко срубил с них маковки, подал.

А дальше пошло-поехало. Итальянка набрасывалась на бананы, сырые и жареные, закрывала глаза от удовольствия: «Грандиозо!» Угощала и Янга: «Премиё! Премиё!» Пару кокосовых орехов и фунта четыре бананов запихнула в мешок и дала его нести Янгу. Попробовала она и папайю, рамбутан, мангис, дуку, опять совала кое-что в мешок, и тот разбухал и разбухал. «Тебе не тяжело, миленький?» — спрашивала каждый раз и тут же забывала об этом. Соблазнил ее один продавец и дурианом. Донна Тереза, хоть и сморщила от неприятного запаха нос, отважно куснула белую мякоть ломтика, пососала косточку. И застыла с гадливой гримасой, раскрыв рот и крепко зажмурившись. Сплюнула под ноги, начала ногтями очищать язык, вытирать и его и пальцы платочком, потом отшвырнула платок в сторону: «Ой, коко! Коко!» Янг догадался, принес раскрытый молодой кокосовый орех, чтоб прополоскала рот. Вокруг уже хохотали: «Синьора, надо съесть весь плод, тогда почувствуете настоящий вкус!» — «У меня вкуснее, купите еще и у меня!» Сбежались мальчишки, гладили Тото по голове, дергали за хвостик. А тот парень, что дал ей попробовать дуриана, разрезал его на куски и со смаком, с величайшим наслаждением выскребывал мякоть ножом, запихивал в рот, словно делал живую рекламу фантастическому плоду.

— Это издевательство над человеком! Даже мой Тото не станет есть такую мерзость! Это малина с чесноком, перцем и клопами!

Чем сильней она возмущалась, тем громче хохотали зрители и продавцы. Под этот хохот они и ушли.

Не прошли и половины базара, как в мешок уже ничего нельзя было втолкнуть, а сама синьора так напробовалась всяких «тутти-фрутти», что ей стало совсем плохо. Отдала Янгу и сумку.

— Аванти, Янг! Вперед! В отель! — и часто зацокала каблуками.

2

— Ну вот… Поко а поко[7] и пришел! — услышал Янг за своей спиной голос синьоры Терезы и вздрогнул. Изнемог уже, стоя на солнцепеке у дверей отеля, а Тото лег на бок и вытянул все четыре лапы, будто собрался издыхать. Внутрь, в вестибюль войти с собакой он не осмеливался. — Какой ты браво, молодец! Иди же скорей! — голос синьоры звучал уже веселей.

Вошел в вестибюль и сразу протянул мадам Ой и собачий поводок, и сумку, и мешок.

— О, нет, нет! В номер, пожалуйста! Я тебя очень прошу!

А когда вошли в номер, добавила:

— Грацие, милый! Большое спасибо! Но ты не покидай меня. Мне так грустно одной, я у вас чувствую себя сиротой, как и ты. Я пропаду без тебя! И Тото пропадет! Ты только погляди, как он печалится, плачет… А к шести часам мы должны быть в порту, в половине седьмого теплоход отправляется на Рай. Я тебе уже за все сразу заплачу. Слушай, а может, ты со мной и на Рай поедешь? И мне и Тото так нужна близкая душа!

— У меня нет денег на билет, — ответил Янг, едва скрывая радость: неужели так просто ему удастся попасть на Рай? Даже прямо сегодня?

— Грацие а дио! Слава богу, у меня еще есть чем заплатить за удовольствие. А ты мне доставляешь одни только удовольствия. Побудешь моим пажем.