Громила - [56]
Меня учили не касаться проводов, если не хочу поджариться; но я-то видел, как птицы сидят на них — и ничего, так что, может, это не так опасно, как нам внушают? А, да ладно, змея-то мне нужно достать? Нужно! И вот я уже потихоньку двигаюсь по железной балке к своей цели, а волосы на руках встают торчком от электричества — их даже ветер не колышет. До змея осталось совсем чуть-чуть, но дотянуться трудновато; он раскачивается, крутится, дразнит меня… Ах, ты так, да? Вытягиваю руку — сейчас я тебя достану…
И тут я бросаю взгляд вниз.
Наверно, если бы я посмотрел туда раньше, я бы сдрейфил, наплевал на змея и спустился бы с мачты, потому что сколько я ни карабкался на деревья, а на такую высоту никогда не забирался. Кажется, я сразу позабыл, как надо лазить по деревьям. Прилип к железной лапе руками, ногами и всем остальным, сдвинуться не могу. И только тут замечаю — а ветер-то холодный, просто ледяной! Змей, который ещё секунду назад дразнил меня, теперь выглядит каким-то потерянным и вроде как бы печальным…
С такой верхотуры всё внизу — как на ладони. Футбольное поле кажется больше, чем с земли, а баскетбольная площадка — наоборот, меньше. На ней уже никого нет — все бегут через поле к моей мачте, даже те, незнакомые, и все вопят: «Смотри, смотри, вон он!», и «О Господи!», и «Держись!», и так далее в том же духе.
Брю добегает первым, Тенни — сразу за ним. Они перебрасываются парой слов, и Тенни куда-то уносится — наверное, за помощью; хотя не пойму, зачем это — вон, целая куча помощников уже на пути сюда. Потом Брю начинает карабкаться на мачту. Он никогда не любил лазить по деревьям, но нужно — значит, нужно, и у него классно получается. А внизу уже целая толпа — миллион человек стоят и пялятся на меня. Можно сказать, не сводят глаз с приза.
На половине пути Брю срывается, но успевает ухватиться за перекладину, его здорово швыряет об мачту, металл звенит, как колокол.
— Иди туда! — кричу я брату, показывая на то место, где железо немного поржавело и стало шершавым — там кроссовки меньше скользят.
Он подбирается всё ближе, и мой страх постепенно уходит — я знаю, брат спасёт меня. Когда он уже почти на моей высоте, я говорю ему, что очень сожалею, что застрял на этой дурацкой мачте.
— Не двигайся и не разговаривай! — велит он и подбирается ещё немножко поближе.
У подножия мачты я вижу Теннисона — он вернулся с чем-то в руках, по виду — с букетом цветов; он отдаёт букет мистеру Стернбергеру, тот берётся за его край, и букет почему-то становится больше. Мистер Стернбергер что-то командует другим людям, и они тоже берутся за букет. Вот теперь я соображаю, что это вовсе не букет — это большое цветастое полотнище; мистер Стенбергер и остальные растягивают его прямо под нами — ну, в точности как батут, только сделанный из розочек и ромашек. Натянут туго-туго, его держат целых десять человек, и всё равно отсюда, с высоты, кажется, что он жутко маленький.
Короче, Брю уже рядом со мной, но достать до меня ещё не может. Он перепуган, перепуган насмерть, а я вот — нет. Потому что он не позволяет мне бояться. Он никогда не позволяет мне чего-нибудь бояться.
— Я уже почти рядом! Не двигайся! — говорит он.
— А как же я отсюда слезу, если не буду двигаться?
Он крепко цепляется за мачту и смотрит на меня таким особенным, глубоким взглядом, каким обычно смотрят учителя — перед тем, как отправить тебя к директору.
— Ты должен перестать вытворять глупости, Коди.
— Это не глупости! Мой змей застрял, и мне надо было его снять. Я просто ответственный!
— А ты не мог бы быть ответственным внизу, на земле?
Брю пытается подобраться поближе — не получается. Но он не сдаётся.
— С тобой всё будет хорошо, Коди.
— Конечно, я знаю.
Это правда. Со мной всё будет в порядке, потому что Брю здесь.
Слышу, как завывают сирены; они приближаются, и вскорости из-за одного поворота показывается полицейская машина, а из-за другого — пожарная. Оглядываюсь по сторонам: клёво, если где-то пожар, я его отсюда точно увижу! Но обе машины останавливаются прямо под мачтой, и тогда до меня доходит. Пожарные машины не всегда приезжают, потому что пожар, иногда они снимают кошек с деревьев. Или людей с мачт.
Может, потому что я отвлёкся на пожарную машину, а может, потому что пальцы совсем заледенели, но одна моя рука срывается с балки.
— Нет! — слышу я крик Брю.
Я изо всех сил опять цепляюсь за балку, тогда соскальзывают ноги, но мне удаётся снова обхватить ими поперечину; кроссовка с одной ноги слетает (должно быть, шнурок развязался, а я и не заметил) и падает, кувыркаясь, вниз, вниз, вниз, мимо цветастого полотнища, и попадает прямо по голове какой-то дамочке; та тоненько охает. Вот смехота! Я б поржал, но нельзя — могу опять сорваться.
У пожарной машины есть длиннющая лестница, но она ползёт вверх очень медленно, а я, по-моему, долго не продержусь — пальцы больше не хотят цепляться за балку. К тому же, если я упаду, то опять свалюсь на голову той даме. Брю, конечно, заберёт себе удар, я его даже не почувствую, но вот Брю… Ему-то точно придётся плохо. Будет потом сердиться на меня — как тогда, когда я сломал ему руку.
Мир без голода и болезней, мир, в котором не существует ни войн, ни нищеты. Даже смерть отступила от человечества, а люди получили возможность омоложения, и быстрого восстановления от ужасных травм, в прежние века не совместимых с жизнью. Лишь особая каста – жнецы – имеют право отнимать жизни, чтобы держать под контролем численность населения.Подростки Ситра и Роуэн избраны в качестве подмастерьев жнеца, хотя вовсе не желают этим заниматься. За один лишь год им предстоит овладеть «искусством» изъятия жизни.
Калифорния охвачена засухой. Теперь каждый гражданин обязан строго соблюдать определенные правила: отказаться от поливки газона, от наполнения бассейна, ограничить время принятия душа. День за днем, снова и снова. До тех пор, в кранах не останется ни капли влаги. И тихая улочка в пригороде, где Алисса живет со своими родителями и младшим братом, превращается в зону отчаяния. Соседи, прежде едва кивавшие друг другу, вынуждены как-то договариваться перед лицом общей беды. Родители Алиссы, отправившиеся на поиски воды, не вернулись домой, и девушка-подросток вынуждена взять ответственность за свою жизнь и жизнь малолетнего брата в свои руки. Либо они найдут воду, либо погибнут. И помощи ждать неоткуда…
В мире идет великий Праздник. Празднуют боги — «вещества». Хиро, Коко, Мэри-Джейн и прочие. Они спускаются вниз, на землю, чтобы соблазнять людей. Но они не могут спуститься по собственной инициативе — люди должны их призвать. И люди призывают. А потом не могут вырваться из удушливых объятий «богов». На удочку Рокси (оксиконтина, сильнейшего анальгетика, вызывающего страшную зависимость) попался хороший мальчик Айзек. Его сестра Айви, страдающая от синдрома дефицита внимания, сидит на аддералле. Как брат с сестрой борются с «богами», кто выигрывает, а кто проигрывает в этой битве, как «боги», которые на самом деле демоны, очаровывают человечество и ведут его к гибели — вот о чем эта книга. Нил Шустерман и его сын Джаррод подняли тему опиоидов в США.
Заготовительный лагерь «Веселый дровосек» уничтожен, однако родители продолжают отправлять своих детей на «разборку», как только те перестают соответствовать их ожиданиям. Счастливчики, кому удалось спастись, укрываются в убежище.Сторонники «разборки» создают нового «человека», соединив в нем лучшее, что взяли от погибших подростков. Продукт «сборки» – обладает ли он душой? И как его судьба оказалась связанной с жизнью Коннора и Рисы?
Ник и Элли погибают в автомобильной катастрофе. После смерти они попадают в Страну затерянных душ — своего рода чистилище, находящееся между раем и адом. Ник доволен создавшимся положением, а Элли готова отдать буквально все, вплоть до собственного тела, лишь бы выбраться из странного места, в которое они попали.
Родители 16-летнего Коннора решили отказаться от него, потому что его непростой характер доставлял им слишком много неприятностей. У 15-летней Рисы родителей нет, она живёт в интернате, и чиновники пришли к выводу, что на дальнейшее содержание Рисы у них просто нет средств. 13-летний Лев всегда знал, что однажды покинет свою семью и, как предполагает его религия, пожертвует собой ради других. Теперь, согласно законам их общества, Коннор, Риса и Лев должны отправиться в заготовительный лагерь и быть разобранными на донорские органы.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Так сложилось, что лучшие книги о неволе в русской литературе созданы бывшими «сидельцами» — Фёдором Достоевским, Александром Солженицыным, Варламом Шаламовым. Бывшие «тюремщики», увы, воспоминаний не пишут. В этом смысле произведения российского прозаика Александра Филиппова — редкое исключение. Автор много лет прослужил в исправительных учреждениях на различных должностях. Вот почему книги Александра Филиппова отличает достоверность, знание материала и несомненное писательское дарование.
Книга рассказывает о жизни в колонии усиленного режима, о том, как и почему попадают люди «в места не столь отдаленные».
Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.
Свод правил, благодаря которым преступный мир отстраивает иерархию, имеет рычаги воздействия и поддерживает определённый порядок в тюрьмах называется - «Арестантский уклад». Он един для всех преступников: и для случайно попавших за решётку мужиков, и для тех, кто свою жизнь решил посвятить криминалу живущих, и потому «Арестантский уклад един» - сокращённо АУЕ*.
Игорь Дуэль — известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы — выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» — талантливый ученый Юрий Булавин — стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки.