Гром - [27]

Через несколько дней с туго набитыми сумками вернулся Аюур бойда.

— Прогонит, обязательно прогонит. И куда нам идти тогда? — восклицала Гэрэл, и кусок не шел ей в горло. Батбаяр же и в ус не дул.

— Если выгонит, возьмем гнедого и пойдем в горы. Будем собирать орехи, дикий лук. Не пропадем, — отвечал он на упреки матери.

— Нельзя так, сынок. Нам с тобой надо жить тихо, — пробормотала Гэрэл. «Вырастет строптивым, бесчувственным… Добродетельные люди таких не любят, — испуганно подумала она. — Из ссор да из драк сроду ничего хорошего не выходило».

Сразу по приезде бойда послал человека в Довхонский монастырь, и тот привез решетки от старой юрты. Аюур позвал Гэрэл, отдал ей войлок, которым накрывал товары, несколько кошм и щитов из невыделанных шкур.

— Ну вот, теперь и ты с юртой. Когда будем перекочевывать, про тягло не думай, о подводах не беспокойся, волы для тебя всегда найдутся. А ваш гнедой с этих пор становится моим. Поняла? А ты, — приказал хозяин Дашдамбе, — поможешь им юрту собрать. Да вяжи покрепче, чтобы не завалилась, как ветер посильней дунет.

Гэрэл не помнила себя от радости.

— Не оскудел сердцем наш хозяин. Не человек, а вместилище добродетели. Сто лет ему жизни, — говорила она сыну. Но Батбаяру меньше всего хотелось расставаться с гнедым.

— Мам! Такую развалюху мы с Дашдамбой-гуаем и сами могли бы поставить. Стоило только походить по лесу да жердей подходящих набрать. Так бы и сделали, да только ни пилы, ни стамески нет.

— Разве можно так говорить о сделанном тебе подарке? Эта юрта ничем не хуже той, с которой мы намучались в пустыне. Какое счастье — иметь свою крышу над головой! Как говорится, «пусть юрта плоха, да в ней я сам себе хан». Что же еще тебе надо? Ты его сыну дэл порвал, скверные слова говорил. А бойда не только не выгнал нас, но еще и одарил. Щедрый человек и снисходительный: знает, как сурова доля бедняков и старается делать им добро.

— Мам! А кто ему скот будет пасти, если он нас прогонит? Не здесь ли причина его щедрот?

— Ах, сынок, сынок. Какой же ты непутевый. За богача деньги все сделают. Не будет тебя, он наймет другого, да не одного. Не выдумывай ты ничего, а то опять прогонят, и чашки простокваши не увидишь, — уговаривала сына Гэрэл.

Откуда ей было знать, какой разговор перед этим состоялся в юрте Аюура бойды.

— Не торопитесь гнать хороших людей. В них ни корысти, ни зависти. И работают не покладая рук. С утра до вечера бегают. Помогите лучше им с юртой, — уговаривала Дуламхорло мужа.

— Еще чего! Этот голодранец забыл уже, каково жить бездомному и голодному. Из-за какой-то паршивой клячи на сына моего руку поднял, очаг мой загасить грозился. Это сейчас, а что из него выйдет, когда подрастет! — кипел Аюур.

— Не принимайте на веру все, что вам дитя скажет, Аюур-гуай мой. Не часто вы появляетесь в доме и потому не знаете, что наш сын растет белоручкой и неумехой. А я разрываюсь на части, иной раз в спешке чуть очаг не опрокинешь. Вы же и горя не знаете…

— Ставьте, ставьте голодранцам юрту. Когда-нибудь расплатится босяк этот за все: и за порванный дэл и за насмешки, — буркнул Донров.

Аюур долго молчал, разглядывая сына, потом процедил:

— А хорошо будет, коли начнут говорить, что мы своим работникам житья не даем?

Юрту поставили неподалеку от хотона Аюура, у подножия скалы с зеленой кроной леса на вершине, и Гэрэл повязала на тоно дешевенький хадак — на счастье. Подлатала рваные щиты из шкур и устроила две постели. Пришли Ханда с Лхамой, принесли кувшин с чаем и масло в тарелке.

— Ну вот и ладно. Это хорошо, что у вас свое жилье появилось. Возьмешь у нас сундучок, поставишь вон там. Поделим как-нибудь наши чашки, ложки на два дома.

Вечером, когда Дашдамба и Батбаяр вернулись с пастбища, работники собрались вместе в новой юрте и, разложив нехитрую снедь по тарелкам, принялись за чай и еду. Так был разожжен очаг в аиле Горного жаворонка.

Лхама подошла к одной из постелей, уселась на ней поудобней и стала по очереди осматривать все и всех, поблескивая глазами.

— Нет, вы только посмотрите на нее! — всплеснула руками Ханда. — С самого детства дальше тагана в юрте бойды заходить и не смела. А здесь, гляньте-ка, прямо в хойморе садится.

Все посмотрели на девочку: смуглое личико чисто вымыто, щеки горят румянцем, волосы аккуратно причесаны.

— Эта юрта и ее тоже. Правда, доченька? — ласково спросила Гэрэл.

— Конечно, — сделав строгое лицо, ответила Лхама. — Я буду спать на этой постели.

— Ах ты девочка моя хорошая. Сто лет тебе жизни. Пусть эту юрту согреют своим теплом маленькие детишки, — лаская Лхаму, сказала обрадованная Гэрэл.

Выпив чаю, Дашдамба стер выступившую испарину и сидел, задумчиво пощипывая бороденку.

— Ладно. С крышей над головой — это, конечно, совсем другое дело. Вообще-то, всякий зажиточный человек мог бы поставить вместо этой развалюхи что-нибудь получше. Но от Аюура этого не дождешься, хотя мы и делаем в его хозяйстве всю самую тяжелую работу. Если бы ему не подвернулись вы двое, он бы еще долго искал себе батраков. На него угодить трудно, ох трудно!

— Бог с ним. Больше нам ничего не надо. Устали мы скитаться, — ответила Гэрэл.