Гром небесный - [25]

Сначала Роже показал мне спальню, которая принадлежала его родителям, а потом мы вошли в его комнату.

Мы не говорили друг другу ни слова. Я подошла к окну и посмотрела на долину. Когда я обернулась, Роже стоял позади меня. Я приблизилась к нему на полшага. Возможно, он тоже подошёл ко мне, но, думаю, именно я поцеловала его первой.

Я любила его дважды. И Роже был также счастлив, как и я.

Когда мы поднялись, день уже был на исходе.

— Мне пора возвращаться, — прошептала я. — Мария будет волноваться.

Роже прильнул к моим губам и спросил:

— Ты вернёшься?

Я обещала, что вернусь.

Роже проводил меня до края луга, но ему надо было чинить мотоцикл, и поэтому я не хотела, чтобы он шёл дальше.

Я бежала всю первую половину пути. Я задыхалась и несколько раз была вынуждена остановиться, чтобы прислониться к дереву.

Только добежав до ущелья, я сделала более долгую остановку. Я очень глубоко дышала, а потом засмеялась сама над собой. Мне было смешно потому, что я бежала так, будто мне нужно было срочно сообщить кому-то очень важную новость.

17

Но, разумеется, я никому ничего не рассказала. Наоборот, в течение всего следующего месяца, каждое воскресенье я отправлялась на свидание с Роже, стараясь не возбуждать внимания Леандра и Марии. Я всегда находила предлог, чтобы ускользнуть одной вместе с Бобом. Это было не так уж легко, потому как часто погода была совсем не для прогулок. Впрочем, эти предлоги не казались какими-то странными, потому что я ходила гулять каждый день. Мне это было просто необходимо, иначе недели казались бы слишком длинными.

В первую неделю я в растерянности бродила вокруг дома Роже. Потом он дал мне ключ, и я могла приходить сюда, когда мне вздумается, даже когда его не было. Обычно я не оставалась внутри слишком долго, потому что не могла развести огонь. Если бы Леандр увидел дым, он мог бы что-то заподозрить и явиться сюда. Чаще всего я садилась на каменную скамейку в маленьком дворике. Так как дом был окружён достаточно высокими стенами, становилось тепло от малейшего лучика солнца. Я часто думала о пожилых родителях Роже, которые, должно быть, тоже по несколько раз на дню садились на эту скамейку. Я очень ясно представляла, как они наклонялись вперёд, положив сухие руки на палку, а подбородок на руки. И каждый раз я уходила домой немного грустной, сама не зная, отчего.

Мне понадобилось несколько недель, чтобы понять, что мне было грустно из-за того, что всё в этом дворике было мертво.

Когда старики дремали на этой скамейке, вокруг них постоянно бурлила жизнь. У меня же был только Боб, гревшийся у моих ног. Крольчатник был пуст, двери распахнуты. Курятник тоже пустовал. Чаще всего я останавливала свой взгляд на маленькой лачужке, прислонённой к дому. Внутри неё была только хлебная печь. Эта печь напоминала мне о праздничных днях с вкусным запахом сдобных булочек.

В одно из воскресений я рассказала Роже о своей печали, которую испытывала перед всеми этими мёртвыми вещами.

Он покачал головой и сказал:

— Я тоже поначалу думал, что они мёртвые. Но теперь я считаю, что вещи не могут умереть, они просто очень долго спят.

Я ничего не ответила, но в тот день я больше не чувствовала грусти, покидая маленький дворик.

А потом, на исходе декабря я почувствовала что-то неладное. Я выждала две недели, чтобы точно удостовериться в своих опасениях, и в следующее воскресенье объявила Роже, что беременна.

Я ждала, чтобы убедиться в этом, но я даже ни разу не спросила себя, будет ли доволен Роже или нет. Сама я думала о своей беременности постоянно, но не испытывая, по правде говоря, ни радости, ни сожаления. Когда я всё рассказала Роже, он был сначала совершенно ошарашен, а потом сжал меня и спросил:

— Ты уверена? Уверена?

— Да, другого объяснения нет.

Тогда он крепко обнял меня и сказал, как он счастлив. Я спросила его, почему, и он ответил:

— Во-первых, из-за ребёнка, а еще, потому что теперь ты точно никуда не уедешь.

Мы провели остаток дня, обсуждая, что нам делать дальше. Роже хотел тут же рассказать всё Леандру. Он сказал, что достаточно хорошо его знает, и Леандр будет так же рад, как и мы. Не знаю, почему, но я немного боялась. Как будто Леандр был моим отцом, а мне только что исполнилось 18 лет.

Впрочем, начинало холодать, и мне становилось всё труднее и труднее тайком ходить к Роже. Думаю, именно поэтому я согласилась.

Домой Роже шёл со мной. Впервые мы проделывали этот путь вдвоём. Он уже ходил провожать меня, но никогда не шёл со мной до конца из-за слишком открытых пространств, на которых Леандр мог нас заметить. Мы шли очень медленно и часто останавливались. Боб просто сходил с ума от нетерпения. Он носился вокруг нас, и Роже бросал ему ветки.

Когда мы подошли к дому, уже стемнело. Леандр был на кухне один. Он, казалось, дремал, сидя у огня, потому что, когда Боб поставил лапы ему на колени, он вздрогнул. Остальные собаки тут же нас окружили. В основном, они прыгали около Роже. Но ему нечего было им дать, потому что утром он уже привозил им мешок с костями.

Увидев нас вдвоём, Леандр сказал:

— Привет, влюблённые!

Мы с Роже переглянулись, но было слишком темно, чтобы увидеть друг друга.