Гробы спасения - [15]

Где-то в половине десятого автобус мэрии подвез оркестрантов духового оркестра и руководителей городского совета ветеранов. Председатель совета семидесятипятилетний кавалер всех трех Орденов Славы красивый крепкий старик Николай Иванович Орлов подошел к мэру и, отведя его в сторонку, вежливо поинтересовался:

– А все-таки, Павел Васильевич, объясните пожалуйста: какого рода гуманитарную помощь прислали австралийцы нашим ветеранам?! Точно ли угадали они их самые насущные нужды, а то…, ну, в общем, несуразности какой бы не вышло. А то мы ведь всех предупредили – завтра у Вечного Огня вручать будем… а что вручать, и сами не ведаем!

– Не беспокойтесь, Николай Иванович, дорогой – не беспокойтесь! Это будет сюрпризом, очень приятным сюрпризом, как заверяли меня солидные люди, заслуживающие всяческого доверия!

– Вы знаете, Павел Васильевич, – обратился, предварительно немного помявшись, к мэру еще раз орденоносец Орлов.

– Что такое, Николай Иванович?

– У нас сегодня случилось несчастье.

– Какое несчастье? – участливейшим тоном спросил Ефремов.

– Умер один из наших ветеранов.

– Что вы говорите?!

– Да, к сожалению. Павел Петрович Астахов – один из старейших наших ветеранов, всю войну прошел, с июля сорок первого по май сорок пятого. И вот сегодня – обширный инсульт, общий паралич и затем смерть. И по этому поводу я хотел бы обратиться к Вам со следующей просьбой…

– Говорите, говорите, не стесняйтесь, Николай Иванович – сделаем все, что в наших силах! – клятвенно пообещал Ефремов.

– Астахов жил с родственниками жены своего покойного сына… Отношения у них складывались крайне неважные, ну, в общем, сейчас его не на что практически хоронить. А у Совета ветеранов в финансовом плане сейчас тоже не особенно… В общем, я хотел бы попросить вас о том комплекте гуманитарной помощи, который ему предназначался, каким-нибудь образом обратить в деньги, чтобы достойно похоронить заслуженного человека.

– Безусловно, безусловно, Николай Иванович! – согласился нахмурившийся Ефремов, – Все сделаем, все сделаем, чтобы не было повторения того позорного случая с этим самым Хоржунковым! Может быть, слышали?!

– Нет, не слышал, Павел Васильевич! – поспешил ответить Орлов, – Но спасибо вам большое за отзывчивость!

Пронзительный протяжный гудок, раздавшийся со стороны реки, затянутой вечерней мглой, возвестил о приближении долгожданного теплохода. Мэр и председатель городского Совета Ветеранов, как по команде повернули головы в сторону реки и сразу увидели приближавшуюся самоходную баржу.

– Наконец-то! – воскликнул Ефремов и, не сумев совладать с нахлынувшими эмоциями, звучно ударил кулаком правой руки о раскрытую ладонь левой, бодрой рысцой бросившись к пристани, на которой уже выстроился духовой оркестр. Прожекторные установки поймали в перекрестье лучей подходивший корабль, на чьей палубе смутно темнела какая-то неясная масса. «Вот она!», – вожделенно подумал о неясной массе на палубе, полагая, что это и есть гуманитарная помощь, Павел Васильевич.

Минут через пятнадцать обычной возни, связанной с пришвартовкой судна, наступила долгожданная развязка – портовый кран, при помощи чему-то ухмыляющихся матросов баржи, подцепил неясную массу, темневшую на палубе, и под музыку духового оркестра легко поднял ее высоко в воздух, чтобы перенести на пристань. Навязчивое перекрестье прожекторных лучей поймало груз с гуманитарной помощью на высоте двадцати, примерно, метров над пристанью. Оркестр, как раз играл «Прощание Славянки», когда прожектора ярко осветили аккуратно сложенный штабель красивых золотистых гробов, медленно плывущих по воздуху. «Прощание Славянки» развалилось бесформенной кучей неприятных звуков, бессмысленно выдуваемого через трубы воздуха и, лишь только умерли голоса труб оркестра, на пристани наступила гробовая, под стать, так сказать, заграничной гуманитарной помощи, тишина. Ее нарушил где-то через полминуты председатель городского Совета Ветеранов Орлов, звучно произнесший голосом веселым и злым:

– Для Паши Астахова – лучше не придумаешь!

– Суки американские! – крикнул чей-то пьяненький голосишка.

И тут сразу вышедшую из ступора толпу, как прорвало гневными обиженными выкриками почему-то антиамериканского характера. Председатель Совета ветеранов Орлов стоял некоторое время на одном месте, испепеляюще сверкая глазами на повисшие в воздухе гробы (как назло, что-то там заклинило в подъемной стреле крана), а затем, вдруг приняв какое-то решение, энергичной походкой подошел к растерянному и совершенно подавленному Ефремову, и со словами: «Ежа бы Вам через жопу родить, Павел Васильевич! От имени всех ветеранов…», широко размахнулся и врезал Павлу Васильевичу звонкую тяжелую пощечину…

Заслышав шум вертолетных винтов, Алинкейро удалился обратно в бунгало и лег там на кушетку, не став зажигать свет, решив всецело отдать себя на волю провидения. Сделав обезболивающий укол и положив у изголовья верный «магнум», он закрыл глаза и попытался уснуть, не взирая на поднимавшийся в окрестных джунглях тарарам. Обезболивающий снотворный состав подействовал довольно быстро, и сознание Орельяно провалилось вскоре в тревожное черное забытье, чья относительная тишина постоянно вспарывалась автоматными очередями и глухими разрывами гранат – в сельве, пока он спал, около трех часов длился ожесточенный бой между «коммандос» и боевиками «Сендера Луминоса» («Светлый Путь»). Но звуки боя никак не влияли, что самое любопытное, на ход и размеренность спокойного сновидения смертельно больного старика. Всю эту ночь, освещенную вспышками автоматных очередей и разрывами гранат, плавное медленное течение какой-то широкой реки, не похожей на Амазонку, уносило невесомое тело Орельяно к океану вечного забвения.