Гробница времени - [39]

— Боб! Уилла! — раздался из давящей со всех сторон темноты хриплый голос Роджера Энсона.

— Я в порядке, — послышался тихий ответ Уиллы. Я в свою очередь сообщил, что ощущаю в себе признаки жизни, хотя и очень слабые.

Мы собрались у мачты «Бродяги» и подползли ближе друг к другу, набираясь храбрости от соприкосновения наших тел и стараясь держаться как можно дальше от темных вод, которые журчали и пенились вокруг потрепанного остова — всего, что осталось от нашего корабля.

«Бродяга» то и дело упирался в мокрые стены подземного канала, пятился назад, медленно вращаясь на месте, и снова несся в бесконечные просторы тьмы. Воздух и вода становились все холоднее. Чем дальше мы уплывали от рушащегося пещерного мира, тем меньше ощущался в воде солоноватый привкус. Тишина, свежий воздух и неуклонный напор течения, которое несло нас к гибели или спасению, казались раем после урагана лавы и грохочущего моря. Я невольно гадал, что случилось с амфибиями и чудовищами суши. Неужели все они погибли? Неужели затерянное море полностью исчезло в гигантских жерлах кратеров, куда оно изливалось, пока нас уносило к подземной реке? Сумели ли сейсмографы далекого верхнего мира уловить эхо катастрофы, извергнувшей нас из пасти ада?

Мы продолжали плыть в бездонном мраке. Течение постепенно замедлялось, хотя все еще оставалось быстрым и сильным; однако опасность столкновения с невидимыми препятствиями уменьшилась. И все же мы боялись, что река в любой момент может гигантским водопадом обрушиться в пропасть. Перед нами была тайна, но позади мы оставили верную смерть и были рады попытать счастья в неизвестности.

В те нескончаемые часы страшного путешествия по подземной реке я рассказал Уилле обо всем, что до сих пор так мужественно скрывал. Безумно счастливый, я узнал, что и она полюбила меня. Все мы, включая Роджера Энсона, чуть не разрыдались — так походило все это на предсмертную исповедь с Роджером в роли священника. Мы торжественно поклялись, что если когда-нибудь доберемся до верхнего мира живыми, никакие деньги никогда не встанут между нами. После всех опасностей, которые мы пережили вместе, моя прежняя сдержанность исчезла: действительно, глупо было так переживать из-за богатства Энсонов.

Мы полностью вверили себя в руки судьбы и дремали на скользкой палубе, когда Роджер заметил впереди проблеск света. Его радостный крик заставил нас привстать. Мы едва могли поверить в то, что видели. Сероватое сияние быстро распространялось вокруг, таинственное, божественно прекрасное для наших изголодавшихся по свету дня душ. Над головой смутно виднелся свод речного канала, поверхность которого блестела, как нефритовое зеркало.

Пошатываясь, мы встали на колени, услышав низкий рев воды, несущейся по камням. Пещеру заливал теперь рассеянный тусклый свет. По мере того, как мы приближались к источнику этого света, подземная река становилась все шире и шире, а свод опускался так низко, что едва не задевал нашу мачту.

Тогда мы поняли, где оказались. Это было дно глубокого каньона, одного из бесчисленных ущелий в системе реки Колорадо.

Изорванные, перепачканные грязью, с бледными, осунувшимися лицами глядя на свет, мы выплыли в узкую, глубокую речку, свод которой представлял собой не мрачную твердыню гранита, а полосу залитого солнцем неба, окаймленную зубчатыми скалами и уступами. Дневной свет!

Плот понесся вниз по длинному каскаду крутых порогов. Напрягая все силы, мы бешено отталкивались веслами от скал. Казалось, конца не будет этой борьбе со стремительным течением. Но наконец стены каньона расступились, и мы увидели неподвижное пространство воды у широкой, низкой песчаной косы. В последней отчаянной схватке мы посадили плот на мель и, шатаясь, в полном изнеможении ступили на нагретый солнцем песок.

Не помню, как долго мы там пролежали. Но в конце концов мы достаточно оправились, чтобы заняться осмотром самих себя и нашего судна.

Если не считать нескольких синяков и легких ожогов, мы были целы и невредимы. Но больше у нас не осталось ничего. Все снаряжение было смыто с плота — камера, фонари, винтовки, лопаты, тросы. Исчез даже парус: с мачты свешивались лишь обрывки веревок. У нас были только лохмотья вместо одежды и пистолеты за поясом.

Через несколько минут мы выбрались из каньона в совершенно незнакомый нам дикий горный район. Весь остаток дня мы шли пешком и карабкались по скалам в поисках путеводного луча. К вечеру мы оказались в нескольких милях от каньона, откуда вышли и, все еще не понимая, где находимся, улеглись спать на пустой желудок в каком-то ущелье.

Ближе к вечеру следующего дня мы заметили ориентир на тропе, ведущей к Пещере команчей. К тому времени мы потеряли всякое представление о местоположении каньона, в который нас занесло подземным потоком. Но в те часы нам было все равно, вспомним ли мы когда-нибудь прошлое: главным казалось вновь увидеть людей и оживленные городские улицы.

Оборванные, изголодавшиеся, в рассохшихся ботинках, едва не падая с ног, мы добрели до Антлерса. Нас встретили с восторгом: за несколько дней до этого Пит сообщил о нашем исчезновении, и была организована поисковая экспедиция. Излишне говорить, что мы умолчали о наших открытиях в Пещере команчей. Без фотоаппарата и снимков мы ничем не могли подтвердить свою историю, которая казалась слишком дикой и требовала более существенных доказательств, нежели просто слова.