Гробница Анубиса - [5]

— Само собой, но какое отношение это имеет к тебе? Допустим, ты хранитель египетских древностей, но это же не значит…

— Полицейские меня допрашивали больше пяти часов, Морган, — перебил он, не помня себя. — Они здесь. Они роются повсюду, ищут улики, они… — Тут он понизил голос, да так, что слышимость почти совсем пропала: — А если они обнаружат документы, позволяющие предположить, что я уже принимал участие в незаконной торговле музейными экспонатами?

Я остолбенел.

— Но в конце концов, ты же никогда… Франсуа… Ты никогда не делал таких вещей, не так ли?

— Естественно, нет! — взвился он, нервы у него явно не выдерживали. Но тут же зашептал снова: — Однако вспомни, мне ведь случалось подписывать разрешения на вынос из Лувра экспонатов, а теперь след этого, чего доброго, отыщется.

В голове все плыло, я так обалдел, что, хоть тресни, не мог сообразить, к чему он клонит.

— Что? Какие разрешения? — (Он, похоже, тщетно пытался успокоиться — я расслышал, как он долго, шумно затянулся своей сигаретой.) — Минуточку… Ты, часом, не… не о мече толкуешь?

— Да, Морган. О мече профессора Лешоссера. Том самом, на вынос которого я тебе подписал фальшивое разрешение. В описи он, само собой, не указан. — Тут у меня вырвалось слово из числа тех, что не для печати. — Если они до этого докопаются, я ничего не скажу, ты же знаешь. Даже имени твоего не упомяну, ни за что, но, черт возьми, Морган, я подыхаю от страха! Они собираются допросить бывшего директора. Если верить слухам, месье де Вильнёв тоже числится в черном списке у инспекторов, ведущих расследование. А после увольнения у него есть все причины, чтобы со мной расквитаться. В то время я и вправду не пожелал выступить в его защиту.

— О нет… Бред какой-то, — выдохнул я.

Вильнёв, бывший директор Лувра, был уволен со своего поста год назад после инспекции, проведенной счетной палатой. Если не считать Ксавье, меня и моего тогдашнего стажера Ганса Петера, этот паршивец был во всем музее единственным, кто знал о существовании пресловутого меча.

— Я только хотел тебя предупредить… а еще я подумал, что… В конце концов, твоего отца знает целый свет, верно? И адвокаты, и люди из министерства, так, мне кажется, ты бы мог с ним об этом поговорить. Если бы он меня немного поддержал, хоть пальцем бы шевельнул, я…

— Само собой! — перебил я, прежде чем успел вспомнить, что папа не подает о себе вестей. И, опомнившись, заключил с горечью: — Когда узнаем, где он.

— О чем ты говоришь? Узнаете, где — кто?

Я рассказал ему об исчезновении отца и наших страхах. И почувствовал, что он там, на другом конце провода, буквально раздавлен.

— Франсуа, держись, не дрейфь! Я найду способ выручить тебя.

— Морган, послушай… Что с ним сталось, с этим мечом?

Я не хотел говорить с Франсуа Ксавье об этом деле. Не желал рассказывать ему о скитаниях, связанных с этим мечом, о шантаже, которому подвергся из-за него, о невероятных открытиях, о смертях, ставших следствием всего этого. Но я не мог и заставить его вместо меня расплачиваться за услугу, которую он мне оказал.

— У меня его нет, — сказал я просто. — Но я его не продавал, будь покоен. Он… скажем так: он снова обрел хозяина.

— Так что же мне делать, Морган? — настаивал он в отчаянии. — Ты прекрасно знаешь, что я никогда не хотел причинить тебе хотя бы малейший вред, но не в тюрьму же мне теперь садиться или, того хуже, быть изгнанным из научной среды, остаться без работы, без средств, без…

Он замолчал. Мы оказались в тупике. Необходимо было связаться с Гелиосом, спонсором экспедиции, но я понятия не имел, как это сделать. Разве что через посредничество моей приятельницы Амины? В его офисе она сейчас ведает архивами. А может, через Ганса, которому этот Гелиос пожаловал стипендию на прохождение курса информатики и обучение в одном из самых престижных заведений Германии?

— Дай мне сутки сроку, Франсуа. Всего двадцать четыре часа, не больше. Если за это время полиция откопает твое «разрешение на вынос с территории» и я не найду выхода получше, возьму всю ответственность на себя. Представлю смягчающие обстоятельства. Какие именно, пока не придумал, но что-нибудь изобрету непременно. Сегодня суббота. До завтрашнего вечера, идет? Клянусь, что к этому времени я тебя без дальнейших проволочек извещу о положении дел. Мы тебя вытащим, Франсуа. Верь моему слову.

Чувствую, что его слегка отпустило.

— Стало быть, жду твоего звонка, — говорит он. — Смотри не наделай глупостей. Должен же найтись какой-нибудь способ отвести удар так, чтобы не слишком потрепать наше оперение — хоть твое, хоть мое.

— Мы это провернем, все получится, — заключаю я, надеясь, что моя притворная бодрость достаточно убедительна.

Вешаю трубку и замираю, обхватив голову руками. Через приоткрытую дверь за мной наблюдает Этти, вид у него озабоченный.

«…в настоящее время недоступен. Вы можете оставить сообщение, нажав на кнопку „звездочка“ или дождавшись звукового сигнала…»

«Бип!»

— Папа, это Морган. Черт возьми, куда ты запропастился? Позвони мне как можно скорее! У нас тут… я тебе объясню. Целую.

— Опять автоответчик? — Я разворачиваюсь на стуле, Этти подает мне чашку кофе. — Что ты рассчитываешь предпринять? Я имею в виду эту историю с Франсуа Ксавье.