Гробница Анубиса - [2]

Похищена часть коллекции Тутанхамона… Прекраснейшие из сокровищ, найденных в легендарной гробнице… В голове не укладывается!

Я хотел было раскурить вторую сигарету, но стоявшая передо мной машина сдвинулась на несколько метров, пришлось трогаться и мне. Я нажал на педаль акселератора.

Кокетливый особнячок, где мы обитаем, приютился на краю Барбизона, у самой опушки леса Фонтенбло. Этот дом — подарок брата, которого мне было суждено обрести вновь, получив в придачу такие жуткие треволнения, каких я за всю жизнь не припомню, — некогда принадлежал старинному другу моего отца, со смертельным исходом упавшему с балкона библиотеки. Драма, объяснить которую мудрено, принимая во внимание высоту и прочность балконного ограждения, но в ней не усматривается ничего странного, если учесть, что беднягу как нельзя более энергично побудили избрать кратчайший путь со второго этажа до асфальтовой дорожки.

Благополучно въехав в аллею, я не смог удержаться — поднял глаза на импозантный балкон, и по позвоночнику пробежала дрожь. Это скверное ощущение рассеялось лишь тогда, когда я вышел из машины и с облегчением вдохнул свежий аромат деревьев, раскинувших надо мной свои тенистые ветви.

Тотчас же двустворчатая входная дверь распахнулась, пропуская нашу экономку, маленькую толстушку с розовым веселым личиком, безукоризненно одетую — цветастая блузка, джинсы с застроченной складкой, и все так отутюжено, что не уступит ладному мундиру какого-нибудь морячка.

— Вот и вы наконец! — закричала она, привстав на цыпочки, чтобы запечатлеть на моей щеке жаркий поцелуй.

Я вытащил свой чемодан из багажника автомобиля.

— Ну, это мне еще повезло. Пробка рассосалась раньше. чем об этом объявили по радио. Что поделывает Этти?

Мадлен омрачилась:

— Он очень обеспокоен, да признаться, я и сама начинаю тревожиться. — (Я запер багажник и поднял брови.) — Ваш отец вот уже который день не подает о себе вестей.

— Когда папа на раскопках, он обо всем забывает, — фыркнул я, приобнимая ее за плечи, чтобы успокоить. — А когда раскопки еще и в Индии, тем паче! Держу пари, что в эти самые минуты, пока мы тут разговариваем, он тратит последние остатки зрения, разглядывая вычурную роспись или разбирая тарабарскую мантру, и хоть бы на секунду про нас вспомнил!

— Вы, конечно, правы… — Она открыла дверь и втолкнула меня в прихожую. — Ну, идите же скорее, примите душ, а то вы вот-вот расплавитесь, Морган, бедняжка.

Запах древесины, пережившей не одно столетие, источаемый массивной старинной мебелью, и витающий в комнатах явственный аромат пчелиного воска — все как обычно.

Я прохожу в холл, выложенный белой и черной плиткой в шахматном порядке, и острые клинки солнечного света, проникающего сквозь расцвеченные всеми цветами радуги витражи окон, испещряют мою кожу и одежду множеством ярких пятнышек. Бросив свой скарб на диван, вешаю каскетку на лавровый венок одной из порфироносных статуй, что несут караул у подножия широкой лестницы, ведущей на второй этаж. Мадлен мрачно косится на меня, и я убираю свой шапокляк, тем самым возвратив самодовольному эфебу его чуть было не попранное достоинство.

Чего я только не делал, пытаясь освободить дом Бертрана Лешоссера от всех диковин, что скопились в его стенах, в том числе — от этих женоподобных эфебов! Но тут я натолкнулся на стену сурового неодобрения. Во имя «уважения к мертвым» мой брат и Мадлен, объединившись, ополчились на меня с яростной решимостью. Так что жилище осталось прежним, как будто его былой владелец все еще мерит шагами обветшалые комнаты, дышит этим воздухом антикварной лавки — по крайней мере он, воздух, здесь не менее пыльный, благо сюда вперемешку натаскивали роскошную старинную мебель, дрянные безделушки, резные деревянные изделия тонкой работы и вульгарные, крикливые скульптуры. Особенно плохо смотрелся второй этаж. С тех пор как здесь обосновался Этти, индиец по происхождению, этаж обогатился изображениями двуглавых, многоногих и трехглазых божеств. Не знаю в точности, сколько в Индии насчитывается богов, но больше половины из них поселились у нас.

В правом крыле распахнута дверь самой дальней комнаты, оттуда доносится монотонный, хорошо поставленный голос. Стараясь, чтобы паркет под ногами не скрипнул, бесшумно подкрадываюсь и бросаю внутрь нескромный взгляд.

Этти, на котором только и одежды, что удобные, сильно потертые джинсы, сидит ко мне спиной, очень прямо, скрестив ноги, перед маленьким алтарем для принесения обетов, на котором установлена статуэтка пляшущего Шивы. Вначале я подумал, что он читает мантры. Но, прислушавшись, быстро смекнул, что мой братец хоть и производит впечатление настоящего праведника, однако в его молитве, произносимой на хинди, нет и тени благочестия. Смысл ее сводился к тому, что он с поистине олимпийским спокойствием угрожал одному из самых могущественных божеств индийского пантеона снова и снова то пропекать его в микроволновке на медленном огне, то трепать в бельевой сушилке. После чего он вывалил содержимое маленькой чаши-дарохранительницы в корзину для бумаг, уведомив Шиву, что тот будет сидеть на голодном пайке до тех пор, пока наш отец не подаст признаков жизни.