Роман порылся за пазухой, достал кисет, трубку, закурил, отвернувшись от ветра. Третий солдат поглядел, подождал пока у Романа закурилось и попросил:
— Дай–ка, браток, затянуться!
Роман вытер пальцами чубук и протянул ему трубку.
Солдат покурил, сплюнул и вернул трубку мужику и, вернув, похвалил табак.
Проехали молча версты две.
Неожиданно первый солдат, тот, который оборвал Романа, перегнулся ко второму, разговорчивому:
— Видать — мужик–то ничего.
— Да будто бы… Однако, можно.
Тогда хмурый тронул Романа за плечо и сказал:
— Послушай–ка, паря.
— Чего тебе? — обернулся Роман.
— Ты смекни: мы с этого ночлега из деревни–то, в которую едем, оборочаться думаем… с тобою.
— Дизентиры, стало быть! — усмехнулся Роман.
— Не балуй!.. — нахмурился солдат. — Мы те дело толкуем… В деревню приедем, ты норови позадь обоза прилаживаться. Утресь все поедут, а мы схоронимся… Вот тебе и коня сбережешь!
— Да у меня трое… Трое, говорю, коней–то…
— Ну, об остатных не печалься, не выручишь… Молись богу, что этого, мухортенького–то домой вернешь…
— Мы к тебе уж давно приглядываемся, — добродушно вмешался второй солдат, разговорчивый. — Ты, видать, мужик нашенский… надежный…
— Да мне што!.. — ухмыльнулся Роман. — Мне даже лучше… Сразу предоставлю вас кому следовает, вот и ладно будет.
Третий солдат, прислушивавшийся к переговорам, сдвинул грязный шарф, которым он укутал шею и бороду, и кашлянул.
— А ежели ты что–нибудь, — хрипло сказал он, — финтить будешь или болтать, так мы, брат, с лягавыми умеем обращаться… Понял?!
Роман поглядел на него и укоризненно скривился:
— Чего болтать–то!.. Не знаю я, рази… Я, брат, тоже вас с первого раза смекнул… Хо!..
— Ну то–то!..
— Я, брат, знаю, — продолжал Роман добродушно. — Ты думаешь, одни вы завтра до зари еще обернетесь, назад попрете?.. Не–ет, милачок!.. Таким походом двинуться — считай куда еще больше попрут — вперед, али назад!.. Теперь у красных–то этаких–то дизентиров не сочтешь… Вы только винтовки в исправности доставьте да патронов побольше!.. Чтоб в аккурате, как на смотр! Хо!..
У Романа погасла трубка, он ее выколотил о сани, хотел сунуть за пазуху, но раздумал и снова набил ее.
— На–те, закуривайте!.. — протянул он ее солдатам. — Бестабашны вы, вижу я!.. У меня табачек свой!
Солдаты поочередно стали затягиваться.
Мороз завинчивал все крепче. Над мухортым вился густой белый пар. Люди стыли; бороды, ресницы, воротники закуржавели. Полозья скрипели.
Сосны, мягко укутанные снегом, обступили дорогу неподвижно, застыв, замерев.
Из распадков выходили волки. Нюхали разъезженный широкий след. Слушали, выли. Распадков было много — волков собралась большая стая.
Но вот они в недоумении, в тревоге остановились, рассыпались по распадкам, скрылись.
Оттуда, куда уходили те, что оставляли утоптанный, грязный, пахучий след, шли и ехали люди. По утоптанному снегу обратно двигались они, еще больше утаптывая и расширяя его.
Волки, притаясь за кокорником, в ямах, меж деревьями, острыми, сверкающими глазами следили за теми, кто шли вперед и назад, — в дальний путь и обратно.
Зоркими мерцающими глазами, тонким нюхом чуяли волки, что расползается отряд в разные стороны, уходят, уезжают люди обратно.
У полковника, адъютанта и других офицеров не было волчьих глаз, волчьего обоняния, но замечали они, чуяли, что кругом творится неладное.
Стали совещаться, соображать. Предложили командиру офицерского отряда («истребители») выставить сильную часть в арьергард отряда, чтобы задерживать дезертиров и следить за тылом, но он наотрез отказался:
— Мой отряд привык к боевой работе, конвойная служба ему не пристала!..
Решили использовать для этого остатки красильниковцев, но когда стали собирать их, то набрали мало людей: остальные где–то разбрелись по кошевам, зарылись в шубы, в солому, спали мертвым пьяным сном.
А на востоке с пригорков уж виднелись зубцы байкальских гор. И в полдень, когда зимнее солнце осиливало морозную мглу, там ослепительно сверкали снеговые вершины.
Тогда в штабе посидели за машинкой, потрещали — и по отряду, по
разрозненным частям, из кошевы в кошеву, из саней в сани прочли приказ:
«Близок момент соединения с главными силами верховного правителя. Еще несколько переходов—и вы отдохнете, получите новое обмундирование, новые запасы воинского снаряжения с тем, чтобы под личным руководительством верховного правителя атамана Семенова обернуться вновь на наглого и гнусного врага, терзающего и продающего святую Русь.
Между тем, среди вас находятся злонамеренные и слабые, которые, забыв свой долг перед родиной и вождем, уходят к врагу, оставляя своих боевых товарищей, предавая правое святое дело…
Штаб ….ского корпуса приказывает каждого замеченного в дезертирстве расстреливать немедленно на месте»…
По кошевам, по саням, из рук в руки прошел этот приказ. Похмурились лица, поползли угрюмые улыбки, зашептались:
— Расстреляй его, коли он удерет!.. Ищи ветра в поле!..
— И куда люди бегут–то?.. Ведь вот, гляди, и к Байкалу скоро выйдем…
— А там што за сладость?..
— А в обратную сторону — слаще што ли?..
Походил приказ по рукам. И хоть в этот же день пристрелили двух, далеко отставших от отряда («устали мы! притомились!»), но, не переставая, отрывались от отряда клочки, неудержимо отставали, уходили люди. И не манил их блеск и сверкание байкальских вершин.
