Грис-космоплаватель - [2]

Будет жить в лесу, построит себе шалаш, потом дом, будет сам охотится, смастерит себе лук и стрелы, как Чингачгук. Тем более, что недавно всю страну обошел репортаж о семье староверов, которая в отрыве от цивилизации прожила более семидесяти лет.

Итак, недолго думая, Гриша отломил себе полбуханки хлеба, отрезал кусок сала, немного колбасы, бросил все в лукошко, накрыл тряпкой и пошел из дома.

– Куда? – строго спросила мать.

– За земляникой, – сказал он, отводя глаза.

– Сядь за уроки, олух, четверть же кончается! – сердито сказала она. – Вот уже погодь мне, хоть одну тройку в табеле увижу, отцу скажу, он-то тебе всыплет как следует!

– Не увидишь! – закричал Гриша и пустился бегом со двора.

Дом стоял на окраине деревни, и от крыльца его тропинка, затейливо петляя, вела на пригорок, с которого открывался вид на безбрежный зеленый океан тайги.

Затем тропинка круто сбегала в молодой подлесок и окончательно терялась среди вековых елей, незыблемо сидевших на подушках из собственной опавшей хвои. По весне в этих подушках можно было отыскать немало грибов, но сейчас шел к концу месяц май. Дни стояли сухие и грибы давно сошли. Зато вволю было ягод, коими Гриша не преминул полакомиться.

Неожиданно для себя он наткнулся на довольно приличные заросли земляники, сам поел и набрал в лукошко, потом огляделся и обнаружил, что забрался очень далеко. Более того, это место показалось ему подозрительно знакомым. Он пригляделся. Все точно. Именно эта поляна так часто виделась ему во снах. Правда, пока она была не видна, поскольку была закрыта густой зеленой стенкой кустарника, однако, все ее приметы были налицо. Он запомнил их с тех давних пор, когда они с братом Мишкой забрели сюда в поисках грибов и чуть не заблудились. Старшие братья их, правда, довольно быстро отыскали, но влетело им здорово, так что место это хорошо запомнилось. Вон поваленная пихта, чуть подальше от нее – старый муравейник, небольшой обрывчик, в котором зияет заброшенная барсучья нора.

Чтобы выйти на поляну, достаточно было лишь раздвинуть ветви можжевельника – и все же он отчего-то оробел. Что-то пугало его во внезапно сгустившейся тишине, которую порой разрезали резкие свистящие выклики каких-то птиц. Однако эти звуки не могли принадлежать ни одной из известных ему птиц, а знал он их немало. Так же неожиданно потемнело небо, солнце, и без того плохо различимое из-за древесных крон, скрылось за тучи и на землю упали резкие черные тени. Тьма окутала мальчика. Ему стало страшно. Он никогда не отличался особенной отвагой и все свои подвиги предпочитал совершать во сне или же в воображении. О да там-то, да, под рукой у него всегда оказывался факел, чтобы сунуть его в оскаленную пасть чудовища, или автомат, чтобы расстрелять набросившихся на него врагов, или замысловатой конструкции бластер, которым легко было спалить целый танк. Но здесь эта чернота, эта таинственная тишь пугала его, и одновременно манила, и звала к себе, и отгоняла прочь. Но нет, это не тень, это тот самый человек с голубыми волосами, протягивает ему призывно руку и приглашает к себе. И мальчик, вдруг осмелев, шагнул за ним, раздвинул кусты и увидел это…

Меньше всего это походило на летающую тарелку. И тем не менее Гриша Селиверстов каким-то внутренним чутьем, может быть, чисто подсознательно ощутил, что это непонятное нечто, встреченное им на лесной поляне, имеет какое-то отношение к космосу. И все это несмотря на то, что внешне предмет этот больше всего походил на обыкновенный земной гриб, вроде свинушки.

Он был серого цвета, с рифленой трубчатой шляпкой, переходящей в довольно узкую бугристую ножку. Попадись такой под ноги, Гриша бы его и не заметил, а заметив – просто сшиб бы его одним ударом носка потрепанного своего кеда. Но в том-то и дело, что это было в тысячу раз больше, обширней и выше любого гриба. Ножка его достигала в высоту метров двадцать, а шляпкой и вовсе можно было бы прикрыть приличный коровник.

В первые мгновения после того, как, раздвинув кусты можжевельника, Гриша выглянул на поляну и увидел это, у него просто перехватило дыхание и он даже чуть было не воскликнул восторженно:

– Ух ты!..

Однако, он не закричал. И именно потому, что увидел в густой траве, из которой как бы выросла ножка «гриба» несколько человек довольно причудливой наружности. Это были карлики ростом не выше тех, которых он видел когда-то в «Цирке лилипутов». Этот цирк когда-то очень давно гастролировал по области и заехал в районный центр. Тогда же и забрели на представление лесник Никодим Саввович вместе с сыном Гришуней, который тогда еще учился в первом классе. Тогда мальчик смотрел на невиданных артистов со смешанным чувством восхищения и жалости. Когда же во втором отделении один малютка клоун начал и тот разразился фонтаном слез, Гриша тоже да так горько, что отец был вынужден увести его. В детстве Гриша вообще очень часто ударялся в слезы по поводу и без повода. Впрочем, причина похныкать всегда отыскивалась. То казалось ему, что очень уж пренебрегают им родные братья и сестры (а у него их было целых пять), то, напротив, чересчур уж бурно душили они его в объятиях, то отец наградит оплеухой за одно-единственное улице услышанное и дома повторенное слово, то мать отругает за опрокинутую чашку молока. Он рос, а странная привычка все не проходила. Бывало, смотрит кино или мультик какой-то, все смеются, скажем, над Чарли Чаплином или похождениями Лоскутика, а он вдруг как разревется. Так же остро и болезненно переживал он и страдания книжных героев. За эти причуды его долго дразнили деревенские ребята. Но нынешней весной, когда Гришке исполнилось одиннадцать, когда он окреп и вытянулся и даже неожиданно для всех, а в первую очередь для самого себя осмелился «врезать» долговязому Ерохе из параллельного класса за то, что тот мучил приблудного пса, соседские ребята его зауважали и даже стали приглашать на задушевные посиделки с «трепом» и с гитарой. Но Гриша предпочитал все свое свободное время проводить в лесу с какой-нибудь книжкой. Отец и дед его были лесничими и родные чащи мальчик знал досконально. Он знал, где вьют гнезда крикливые сойки, на каких полянах зайцы любят устраивать свои суматошные игры, ведомы ему были и самые изобильные грибные и ягодные места. Знал и то, что гигантских грибов в их лесу отродясь не водилось. Но, как мы уже упоминали, не только в грибах было дело.