Гримерка Буратино - [59]

— Шарп, мля, я тебе батальон амазонок заготовил. Пользуйся, мля! Пользоваться было некогда, нужно было рыть окопы, тренировать «бойчих», в общем, быть большим крикливым начальством. Шарп амазонок чуть «разбавил». Добавил парней — пятьдесят гранатомётчиков и тридцать пулемётчиков. До подхода корпуса неприятеля сделано было много, если, что продержались бы долго. А амазонки нервничали. 480 человек против 30000. Разведка в лице Рауля отслеживала передвижение неприятеля и рассмотрела, как тот выглядел.

— Смотри, майор: в синем — пехота. В жёлтом — конница. В коричневых куртках — пушкари, а в красном — офицеры и тоже кавалерия. И похожи лицами.

— Да я бы так не сказал. Шарп, в бинокль, разглядывал утренний лагерь врага. — Волосы, носы и глаза у них разные. Шарпу отзвонили и сказали, что бомбардировщик уже летит.

— Ждём, дамочки, — и придвинул поближе СВД.

— Где же этот бомбер? Они ж лагерь уже свернули! — амазонок сидящих в окопах, трясло. Неприятельские полки стали разворачивалась, как для боя. До синей пехоты уже было метров семьсот. И прилетел самолёт. Бомбу, Вацлав, сбросил на авось, как потом сам же и сказал. Она упала между красной конницей и коричневыми пушкарями. БУМ. Конные и пушкари с пушками исчезли. Конники в жёлтых куртках бросились наутёк. Пехота, поднялась с земли, потопталась на месте, потом арестовала своих командиров и, побросав оружие, пошла, сдаваться в плен амазонкам. Шарп ещё этому посодействовал. «Ссадил» троицу особенно воинственных офицеров из СВД. Стрелял и приговаривал: «И тебя вылечат. И тебя. И тебя». Амазонки радостно хлопали после каждого удачного выстрела.

— Не стрелять, они сдаются! И так вот стал национальным героем. На следующий день амазонки, разглядев «нежданных гостей» накормили их, помыли, и спать уложили. Многие возле себя. Шарп веселился, священники бранились. Потом отцы девушек взяли их «за хобот», и посыпались свадьбы. Бывшая пехота с радостью смирилась с таким вот разгромом. В плен попало больше двадцати тысяч крепких синеглазых парней. Больше сотни молодых семей потом переехало в окрестности Новой Праги. Макс с помощью спутников отследил жёлтых конных.

— Шарп, они примерно в тысяче километрах от вас. Гони спутниковый обратно. Это он майору через десять дней перезвонил.

Глава 30

Васечкин расстрелял все патроны.

— Поехали назад, к таможне. Обогнули по широкой дуге места непонятного, но вонючего, побоища орков и доехали до таможни.

— Что там, Борн? Тарапунька был само любопытство.

— Полная победа. Казаки собирают пленных, ополченцы мародёрствуют. Слушай, майор Саша, ты меня тут не видел, понял. Поехал я в Ростов. Пожал Тарапуньке руку, дошёл до шатра, где ночевал, собрал вещи, послал воздушные поцелуи курдским лялькам, и фьють. В Ростове остановился в «Астории», принял ванну и завалился спать. А Ростов гудел всю ночь. Горожане праздновали победу. Утром, накупил подарков, и домой. А мобильник остался у Вацлава. Дороги были пустынные, я быстро доехал до Ясной. — Интересно как потомки эту войну назовут. Война после завтрака, или война до обеда?

А перед Ясной был туман. Я уж и забыл, к чему это может привезти. Поехал медленнее, туман рассеялся, а у меня челюсть упала. Правая сторона нашего залива, в километре от дороги, была занята городскими постройками южных городков, с пальмами и кипарисами, чинарами и самшитом, фундуком и айвой. Это я в бинокль рассмотрел. А на нашем перекрёстке стояло две открытых машинки — Citroen Mehari, с сидящими там шестью французскими жандармами. — Это, что, они из Сен-Тропе? Выбрался из машины, надел кепи и пошёл к жандармам.

— Майор Борн, начальник Южной таможни Донского края. Честь имею.

— Аджюдан Жербер, месье майор.

— Сержант-шеф Крюшо, — а мне смеяться вздумалось. — Какой Крюшо, какой Жербер. Луи де Фюнес и Мишель Галабрю! Пока я ржал, жандармы вели себя тихо. А потом показался разъезд из егерей Борисова и казаков предпенсионного возраста. На форме егерей блестели новенькие Георгии, а в руках были берданки и даже пулемёт М60. Жандармы занервничали, я стал смеяться ещё громче. Крюшо-де Фюнес такие рожицы делал! На моё счастье во главе разъезда был один из помощников атамана.

— Здорово, станичники. Сотник, поговори с жандармами, они из 1968-го, кажется. Бывай. Сотник запарлякал. Я поехал дальше. И в станице прямо таки вдруг, рассмотрел, что домики казаков совсем не похожи на курени. Больше всего они на греческие дома похожи были. Я даже поездил по станице, рассматривая эти мегароны с плоской крышей. Увидел ещё много лавровых кустов перед домами. Виноградные кусты и хмель. — Как нам глаза то замылили! И… всё. Свежие мысли кончились.

Загнал машину во двор, взял свои вещи.

— А хозяев дома нету. Перед дверью в дом стояли две опрятно одетые женщины.

— А я кто?

— Ой, это Роман Михайлович приехал! Дальше я командовал, что в стирку, что в холодильник и, раздал подарки. Переоделся в свою таможенную форму и вышел во двор.

— Салют, дезертир.

— И вам, дядя, не болеть. Встретил улыбающегося Шатрова крепким рукопожатием. Шатров щеголял новым кителем и здоровым румянцем, как будто бы его и не ранили тяжело.