Григорий Распутин - [19]

Сами обстоятельства брака, заключенного через неделю после похорон, способствовали отчуждению молодой императрицы, как бы «прибывшей за гробом». Неудачно сложились и отношения со вдовствующей императрицей — и та и другая претендовали на первенство в царской фамилии, и взаимная неприязнь сохранилась на всю жизнь.

В ноябре 1895 года она должна была родить, ждали наследника, но царица родила девочку, и затем это стало повторяться регулярно каждые два года: Ольга — в 1895 году, Татьяна — в 1897-м, Мария — в 1899-м, Анастасия — в 1901-м. Появились уже стишки о «причитании над молодой царицею, рождающей со стенанием девицу за девицею».

Отчуждению царицы от русской жизни даже- в том ограниченном виде, какой представлял последнюю петербургский свет, способствовали и ее болезни, прежде всего истощавшая ее истерия. Много времени царица проводила, лежа под портретом Марии-Антуанетты в своем бледно-фиолетовом будуаре, среди любимых ею живых цветов. Картина не оставляла Александру Федоровну в покое. Она спрашивала себя, не будут ли ее упрекать так, как несчастную королеву Франции: непоследовательность в поведении, сословная гордость, расположение к врагам. Впрочем, по словам преподобного Серафима Саровского, «буде же Господу Богу угодно будет, чтобы человек испытал на себе болезни, то Он же подаст ему и силу терпения». А у царицы был интерес ко всему, что связано с болезнью, и она находила своеобразное удовольствие в уходе за больными, особенно за детьми.

Царь и царица считали, что «сердце царево — в руках Божьих», между самодержцем и Богом существует мистическая связь и Бог дает царю знаки, как он должен поступать и чего ждать. Иногда эти указания поступают прямо в «сердце царево» — «совесть моя меня никогда не обманывала», иногда через «Божьих людей», «простецов», далеких от страстей мира и потому близких к Богу. Александра Федоровна ожидала этих знаков и чудес с верой и страстью, у Николая — при его житейском скептицизме — проскальзывало иногда недоверие если не к самому Богу, то к его многочисленным посланцам. Первыми такими посланцами оказались два француза — «доктор» Филипп и «маг» Папюс (он же доктор Анкосс, он же Энкос Жирар, председатель Верховного совета мартинистов — масонского ордена[10]).

Месье Папюс, протеже Филиппа, мелькнул дважды — в 1900 и 1905 годах — и большого следа в царской семье не оставил. Известно лишь, что Папюс вызвал на спиритическом сеансе дух Александра III, которому Николай II задал несколько вопросов, касавшихся военных действий против Японии и отразившихся впоследствии на решениях верховного командующего и Генерального штаба, а также вопросов внутренней политики. Под влиянием информации, полученной на сеансе, российский император якобы решился подписать указ о созыве Думы и дал «добро» на проведение наступательной операции под Мукденом. (Наступление русских войск, длившееся пять дней, закончилось страшным поражением и громадными потерями.)

Влияние доктора Филиппа было более глубоким. Филипп Ницье-Вашо, как и Распутин, родился в крестьянской семье, но гораздо раньше — в 1849 году. Двадцати трех лет от роду он бросил торговлю в мясной лавке (куда его пристроили родители) и занялся оккультизмом. Постепенно приобрел он известность предсказателя и целителя, и большим его поклонником стал русский военный атташе в Париже граф В. В. Муравьев-Амурский. Через него месье Филипп познакомился с черногорками Анастасией и Милицей, которые ввели его в царскую семью, и начиная с 1902 года он несколько раз нелегально приезжал в Россию.

Тайные поездки были предопределены тем, что влияние иностранцев всегда беспокоило православных иерархов (многим из них кругом виделись заговоры масонов, стремящихся «поглотить» Россию и навязать русскому человеку иную веру). Черногорками была даже устроена встреча между ним и отцом Иоанном Кронштадтским, чтобы показать последнему если не святость, то хотя бы безобидность Филиппа. Чем закончилась встреча, доподлинно неизвестно: отец Иоанн был очень замкнутым человеком.

Вскоре после начала русско-японской войны 1904–1905 годов Александра Федоровна записала: «Бог и наш друг помогут нам!» Однако еще до подписания Портсмутского мирного договора между Россией и Японией Филипп Вашо умер (20 июля 1905 года), или, по уверению его поклонников, «поднялся живым на небо, окончив на планете свою миссию».

На столе у императрицы долго хранились «синяя кожаная рамка с несколькими высушенными цветами в ней — подарок «месье Филиппа»; он утверждал, что сам Христос прикасался к ним». Филипп Вашо оставил царице также «икону с колокольчиком, который, — как она писала царю, — предостерегает меня о злых людях и препятствует им приближаться ко мне. Я это чувствую и таким образом могу и тебя оберегать от них».

В одну из последних встреч доктор Филипп предсказал Николаю Александровичу и Александре Федоровне, что скоро они будут иметь «другого друга, который будет говорить с ними о Боге». Несколько позже к императрице был введен архимандрит Феофан, ставший на короткое время ее негласным духовником, но, видимо, не сумевший увлечь ее. В этой атмосфере — при жажде живого чуда, но при условии, что оно должно быть исключительно русским, — возникла мысль о канонизации Серафима Саровского.