Григорий Отрепьев - [35]
– Сосунок! Ишь, чего возомнил: сын Ивана Грозного. Ух, подлый еретик, собака польская, не хочешь по хорошему, будет по-плохому, – повернувшись к писцу, он сказал, – пиши ответ так: «Ты хотел войны, ты ее получишь!»
Поляки не были готовы к такому повороту событий: они-то надеялись на легкую добычу, что можно без труда дойти до Москвы и, получив свою долю вознаграждения, вернуться домой. Однако судьба распорядилась иначе: теперь им придется рисковать собственной жизнью за русской царевича и, может быть, сложить кости на чужой земле. Дух польского войска заметно упал, хотя Мнишек всячески старался их подбадривать, обещая от имени царевича богатую добычу. Но даже такие посулы не оправдали надежды Григория, он видел, с каким выражением лица становились шляхтичи в боевой строй. Единственные, кто был рады военному походу, оказались казаки. Именно на них и расчитывал больше всего Отрепьев, именно им он больше всех доверял. Казаки были полны решимости костьми лечь за царевича, но помочь ему утвердиться на троне, вот их-то и решили бросить на первую линию.
11 ноября началась осада города, не принесшая сторонам ни плохого, ни хорошего. В ночь на 18 ноября последовал генеральный штурм крепости, однако, предупрежденный заранее лазутчиками, Петр Басманов успел подготовиться. После неудачных попыток поляки совсем потеряли веру в царевича, который старался казаться более бодрым, чем был на самом деле.
Метаясь в шатре, Григорий до боли кусал губы, когда ему доносили об очередной попытке, заканчивающеся неудачей. Молодой человек, до этого спокойный и рассудительный, метал гром и молнии, крушил все, что попадалось под руку, и даже его любимым казакам не раз доставалось от него, но те продолжали терпеть, искренне веря в его победу.
Иное дело обстояло с поляками. Еще пуще они невзлюбили царевича, когда ударили первые морозы. Не привыкшие к суровой жизни, изнеженные паны явились к Григорию и потребовали заплатить им жалованье сверхурочно, чего царевич сделать никак не мог. Вместо этого, он забрался на возвышение и, глядя на войско, сверху вниз, громко проговорил:
– Вельможные паны и славные рыцари! Послушайте меня, царевича Димитрия, сына Ивана Грозного. Я благодарен вам за помощь и никогда не забуду того, что вы сделали для меня. Я обещаю вам, что как только в моих руках окажется царская казна, я заплачу вам положенное жалованье, и даже более того, одарю от себя лично подарками, о которых вы и не мечтали.
– Хватит с нас обещания! – прокричал кто-то
– Да, мы сыты по горло словами лести! – донеслось из дальних рядов.
– Царевичу подабает держать слово, а не пустомелить! – крикнул кто-то.
И тут все войско принялось роптать на пустые обещания, на то, что скоро ударят морозы, а у них заканчивается провиант. Григорий, едва сдерживая слезы, пытался их успокоить, но поляков его голос еще больше разозлил. И если бы к нему не подъехал Юрий Мнишек вместе с полковниками Адамом Жулицким и Адамом Дворжицким, польское войско разорвало бы царевича на части. Подняв правую руку в кожаной перчатке, гетман обвел взором армию и грозно проговорил:
– Собираясь на эту войну, вы поклялись в верности нашему общему делу. Вы дали слово, что стерпите все лишения и невзгоды, которые обрушатся на вас на вражеской территории, однако, собираясь на войну солдатами, вы превратились в обычных купцов на рынке, для которых цена товара дороже чести. Вы, вельможные паны, сейчас ведете себя хуже холопов. Я приказываю вам разойтись!
Грозные слова воеводы подействовали на шляхтичей сильнее, нежели посулы русского царевича. Воины, понуро опустив головы, разошлись, а Юрий Мнишек и Григорий прошли в шатер. Оказавшись с глазу на глаз с будущем зятем, воевода впервые за все время увидел, как тот устал. Под красивыми голубыми глазами молодого человека нависли мешки, отчего лицо его казалось еще более бледным, чем раньше. Царевич грустно смотрел на Мнишека, на его глазах появились слезы.
– Ну, что будем делать? – спросил воевода.
– Я не знаю, что мне делать. Что мне делать? – тихо промолвил Григорий и опустил голову, вытирая катившиеся по его щекам слезы.
На секунду гетман почувствовал что-то вроде жалости к этому мирно сидящему человеку, которого только что спас от неминуемой гибели. Но, будучи военным, он не дал волю чувствам, напротив, он постарался сделать лицо как можно строже, а голос грубее.
– Сегодня мне удалось сдержать гнев моих людей, – проговорил Мнишек, – но что сулит завтра? Все те, кто встал под твои знамена, царевич, вольные люди, такие же князья как и ты. Думаешь, они рады жить в лишениях столько времени, если их дома ждут большой дом и теплая постель?
– Я их не держу, пусть уходят, – равнодушно ответил Отрепьев и махнул рукой.
– Не зарекайся, а то снова один останешься.
Молодой человек только хотел в гневе что-то ответить, как в шатер ворвался один из воинов и радостно воскликнул:
– Благослови тебя Бог, царевич Димитрий, Путивль, который шлет тебе поклон и в дар отправил тебе казну.
Григорий, услышав радостную весть, аж прослезился. Неужели положение спасено? Неужто сам Бог на его стороне? Большая часть казны из Путивля была потрачена на выплату жалованья войску. Шляхта, получив, как того и требовало, свою долю добычи, воспряла духом и поклялась сражаться с врагами царевича до конца.
Пугачёвское восстание 1773–1775 годов началось с выступления яицких казаков и в скором времени переросло в полномасштабную крестьянскую войну под предводительством Е.И. Пугачёва. Поводом для начала волнений, охвативших огромные территории, стало чудесное объявление спасшегося «царя Петра Фёдоровича». Волнения начались 17 сентября 1773 года с Бударинского форпоста и продолжались вплоть до середины 1775 года, несмотря на военное поражение казацкой армии и пленение Пугачёва в сентябре 1774 года. Восстание охватило земли Яицкого войска, Оренбургский край, Урал, Прикамье, Башкирию, часть Западной Сибири, Среднее и Нижнее Поволжье.
Действие романа Т.Каипбергенова "Дастан о каракалпаках" разворачивается в середине второй половины XVIII века, когда каракалпаки, разделенные между собой на враждующие роды и племена, подверглись опустошительным набегам войск джуигарского, казахского и хивинского ханов. Свое спасение каракалпаки видели в добровольном присоединении к России. Осуществить эту народную мечту взялся Маман-бий, горячо любящий свою многострадальную родину.В том вошли вторая книга.
«… до корабельного строения в Воронеже было тихо.Лениво текла река, виляла по лугам. Возле самого города разливалась на два русла, образуя поросший дубами остров.В реке водилась рыба – язь, сом, окунь, щука, плотва. Из Дона заплывала стерлядка, но она была в редкость.Выше и ниже города берега были лесистые. Тут обитало множество дичи – лисы, зайцы, волки, барсуки, лоси. Медведей не было.Зато водился ценный зверь – бобер. Из него шубы и шапки делали такой дороговизны, что разве только боярам носить или купцам, какие побогаче.Но главное – полноводная была река, и лесу много.
Как детский писатель искоренял преступность, что делать с неверными жёнами, как разогнать толпу, изнурённую сенсорным голодом и многое другое.
«… «Но никакой речи о компенсации и быть не может, – продолжал раздумывать архиепископ. – Мать получает пенсию от Орлеанского муниципалитета, а братья и прочие родственники никаких прав – ни юридических, ни фактических – на компенсацию не имеют. А то, что они много пережили за эти двадцать пять лет, прошедшие со дня казни Жанны, – это, разумеется, естественно. Поэтому-то и получают они на руки реабилитационную бумагу».И, как бы читая его мысли, клирик подал Жану бумагу, составленную по всей форме: это была выписка из постановления суда.