Гридень и Ратная школа! - [11]

Меченная Родом от столь пристального внимания заметно нервничала, но возражать жрецу не смела, она лишь кротко опускала взгляд и теребила подол сарафана. Расслабилась Голуба только тогда, когда мы, спустя четыре часа, пересекли городскую границу. Да и то исключительно потому, что у её надзирателя появилось дело к нашему шофёру.

Стоило автомобилю проехать через контрольно-пропускной пункт — этакую будку с самым настоящим шлагбаумом, как волхв тут же дал новое указание водителю:

— Мчи сразу на вокзал!

Глава 3

Столица. Она впечатляла. Даже из окна вагона я мог оценить её величие.

Стужгород разительно отличался от того провинциального городка, из которого мы выехали на поезде. Ладные чистые улицы, добротные трёх-пяти этажные дома с качественной облицовкой и на удивление ровные дороги. После захудалой деревушки такого я не ожидал. Думал, будет похуже.

А тем временем поезд потихоньку тормозил и мы впятером должны были вскоре покинуть уютный вагон.

— Борислав, возьмёшь мальчишек, выправишь им документы в канцелярии, а затем доставишь в Ратную школу, — распорядился волхв. — Я же с девочкой направляюсь прямиком в здание Княжьего совета. Надо поскорее выделить ей охрану и отправить роженицу на попечение Великого князя.

— Вас понял, — кивнул сопровождающий нас дружинник и приложил кулак к груди. — Честь дружине!

— Князю слава!

Жрец повторил жест подчинённого, и только в этот момент я заприметил нашивки на рукавах шинелей.

Во время воинского приветствия плечи дружинников выдвинулись вперёд, выставляя на всеобщее обозрение шевроны в форме каплевидного щита. Причём картинки на этих самых щитах разнились. Если у дружинника там красовались два скрещённых меча, то на Шевроне волхва были изображены посохи. Они также были скрещены между собой, но было их уже три.

Я сразу же вспомнил рассказы деда. Пустой щит — гридь, ещё совсем зелёный солдат, которому только предстоит доказать своё право зваться дружинником. Один меч — уже дружинник, бывалый боец, который проливал кровь за отчизну. Два меча — десятник, опытный вой, ответственный за судьбы ближайших соратников. Три меча — полусотник, малый и пока что неопытный командир. Четыре меча — сотник, полноценный командир, что уже показал себя в деле. Пять мечей — полутысячник и наконец шесть — тысячник, признанный всеми отец-командир. Если же шестёрка мечей была заключена в круг, образуя тем самым громовое колесо Перуна, то владельца такого шеврона величали воеводой.

В старшей дружине дела со знаками различия обстояли примерно так же. Разве что шевроны были чуть иного толка, каплевидный щит на них был объят языками пламени.

Ну и у специальных отрядов, что подвигами славными заслужили известность людскую, имелись собственные шевроны и знаки отличия на них. Куда же без воинской элиты в тоталитарном-то государстве?

По всему выходило, что оба наших сопровождающих служили в обычной дружине, правда в чинах немалых. Один успел дослужиться до десятника, а второй и вовсе до полусотника, пускай и по жреческой линии. Всё же я сомневаюсь, что таких ценных кадров, как волхвы отправляют на передовую. Скорее они получают новые звания не столько за воинские заслуги, сколько за оперативную деятельность в тылу. Не зря же целого полусотника отправили на поиск каких-то там детишек, пусть и отмеченных богами.

У выхода с вокзала мы разделились. Голуба на пару с волхвом отправились к ожидающему их служебному автомобилю с гербом князя Стужгородского на капоте, а мы с Молчаном в сопровождении Борислава на саму остановку. Своего автомобиля нам пришлось дожидаться.

Пока стояли под навесом от дождя, я с нескрываемым любопытством следил за снующими туда-сюда людьми. Они были разными: молодыми и старыми, гражданскими и военными, зажиточными и не очень, но всех их объединяло одно — они не высматривали нечто у себя под ногами, а наоборот приподняв подбородок уверенно глядели вперёд. Завораживающее зрелище. Несмотря на непрекращающиеся войны, эти люди не страшились будущего и уж тем более почём зря не опасались друг друга. Им даже не приходилось натягивать фальшивые улыбки, чтобы втереться к кому-то в доверие — для этого у них была общая цель.

Всё это время Молчан так же, как и я крутил головой и заворожённо глядел по сторонам. Вот только в отличие от меня его больше занимали не люди вокруг, а местная архитектура.

Впрочем, это было ожидаемо. Что уж говорить, если даже меня бывшего жителя Москвы впечатляла северная столица, то деревенскому мальчишке она и вовсе должна казаться восьмым чудом света.

Стужгород поражал своей монументальностью, он будто бы говорил: жгите меня огнём, бросайте сверху бомбы, мне всё нипочём!

Казалось его строили не то что на века, а на тысячелетия. В погоне за надёжностью и безопасностью архитекторы не жалели стали и металла. Массивные здания с толстенными стенами и высоченными сводами будто бы были выточены из цельного куска породы умелым каменщиком.

— Нравится? — Борислав впервые заговорил сам, без понуканий от начальства. — Это все избранники Сварога постарались. Когда-то на этом самом месте высился холм.

— Поразительно!