Грибной сезон - [2]

Клыково — местечко уютное. Здесь очень удачно сочетаются привычные сельские атрибуты и кое-какие достижения цивилизации. Например, телевышка с газопроводом. Село расположено на большом пологом холме, с одной стороны которого течет речка, а три другие окружают поле и рощи. Здесь очень живописно: ландшафт плавно вздымается и опадает, резких перепадов нет. Ребенком я часто шатался по округе и помню где-то на северной окраине села прудик, где мы с пацанами ловили мелкую рыбешку, а на соседнем холме собирали землянику и дикую клубнику. Помню узкий мостик через речку и лесополосу, разделяющую поля. Помню одинокое дерево в километре к западу, родник и сгоревший дом на окраине, куда мы залезали на спор, чтобы проверить, есть ли там привидения. В памяти остался образ известнякового карьера, ангаров и церкви — ее собирались восстановить на общественные деньги.

Старые образы вновь воскресали передо мной. Было приятно видеть их. Ну и, конечно же, природа. Клыковчанам однозначно повезло с окружением. Вообще, русское село летом — это рай. Прекрасно понимаю чувства наших классиков литературы, когда они приезжали в глубинку. Все-таки, здесь чувствуется такая свобода, такое раздолье, что душа поет. А еще красота и гармония. И дышится по-особому, полной грудью.

Но вернусь к теме.

Вечером мы сидели на веранде у Иваныча и потягивали под леща пиво.

— Ну что, двинем по грибы? — спросил дядя.

Мы сказали, что давно пора.

— Тогда выйдем завтра в шесть утра и прямиком в бор. Помнишь, Димка, как мы с еще живым отцом туда ходили?

Как же не помнить. Одно самых светлых воспоминаний в моей жизни.

— Там маслята есть и подберезовиков уйма.

Эмиль потер ладони в предвкушении:

— Отлично! Что с собой взять?

Мы с родственником многозначительно переглянулись. Иваныч добродушно рассмеялся и принялся втолковывать Лапину, словно школяру, прописные истины, которые знает про лес каждый сельчанин. Эмиль, чудак, достал блокнот и давай записывать. Да так старательно, серьезно, будто готовится к марш-броску. Примерно в таком ключе мы беседовали, пока мимо не прошел какой-то дядькин знакомый. Он окликнул Иваныча и сказал:

— Гаврилин до сих пор не вернулся, представляешь?

Иваныч мгновенно посерьезнел. В его голубых глазах заблестел лед.

— И что, ищут?

— Да третьи сутки уже. Весь бор прочесали, километров на тридцать. Безрезультатно.

— И куда этого черта понесло!

— Кто ж знает. Похоже, придется в органы сообщать. Вот такие дела, — мужик пожал плечами и пошел дальше.

— А кто это? — спрашивал Эмиль. — Что это значит?

— Да так, — буркнул дядя. — Ничего особенного.

После этого он нахохлился и молча дымил цигаркой до самой ночи, а мы, не придав эпизоду особого значения, переключились на тему отпусков — кто как проводить будет. Помню, Эмиль с жаром говорил, что собрался поехать в Таиланд. В этом году — железно. Хотя, по секрету, собирался он туда уже третий или четвертый год, да все никак. Когда пошли спать, Иваныч какое-то время еще оставался снаружи, наверно таращился на звездное небо. А может, гулять пошел.

Как и было намечено, вышли спозаранку. Утренняя дымка еще стелилась над полями, и остывший воздух заметно холодил кожу. Солнце зябко выглядывало из-за края холма, как бы раздумывая, начинать новый день или нет. Уже сейчас было видно, что денек выдастся ясный.

Лапин разоделся так, словно приготовился сниматься в пародии на фильм «Коммандос»: тельняшка, штаны и куртка цвета хаки, какие-то берцы, жилет с количеством карманов, превышающим всякие разумные пределы, косынка, перчатки с обрезанными пальцами. Иваныч, едва глянув на все это, крякнул и поскорее отвернулся. Мы-то с ним по-простому облачились. По-нашему.

— Ну, пионэрия, готовы? — осведомился он, когда мы встали на пороге. — Тогда пошли.

У Иваныча был старый ржавый «УАЗик», используемый в качестве трактора и местного лунохода; на нем и поехали. Сам лес находится в десятке километров на северо-восток. Чтобы добраться до него, нужно пересечь поле, засеянное пшеницей. На дорогу у нас ушло минут пятнадцать, за которые сонный Эмиль несколько раз успел удариться башкой о потолок. Несмотря на дикую тряску, мне все же удалось разглядеть лес; его зеленую ершистую массу, кое-где подпаленную первыми искрами осени. Древесный легион приближался, увеличивался в размерах и величественно взирал на нас сверху вниз. Разглядывая верхушки самых высоких сосен, я не мог отделаться от чувства, что они живые.

Машину оставили у края дороги, огибающей сосновый бор. Иваныч выкинул нас, выбрался сам, кряхтя, вытащил корзинки и ведра, запер салон, и мы вступили под сень деревьев. Эмиль кровожадно выхватил нож с громадным лезвием.

— На кабана что ли собрался? — брякнул Иваныч. — Короче, ребята, для разгону ищем маслята.

Мы вооружились сосновыми веточками и занялись делом.

(Делает глоток воды из стакана, смотрит в окно и продолжает)

Сбор грибов чем-то напоминает медитацию. Ты не спеша прохаживаешься по подстилке, шебаршишь палочкой каждый бугорок, а думать в этот момент можешь о чем угодно. Все происходит на автомате: ноги идут, глаза смотрят, сердце бьется. Сухие иголки тихо хрустят под подошвами, сверху чирикает невидимая птица, да слышен шум листьев. Можно успокоиться, расслабиться. Мысли из лихорадочной пляски переходят в размеренный поток.