Грибники ходят с ножами - [45]

— Да, разговорчивый гость попался! — произнес усатый, и они засмеялись.

Действительно, что я сижу тут как пень?! Люди сделали добро, и хоть слов-то они заслуживают?

— Спасибо... вам.

— Разговорился, — произнес усатый, и они снова засмеялись.

“Ты... мастер слова! — мысленно проклинал я себя. — Можешь родить что-нибудь? Ну, давай!”

— Потратился, что ли, в Москве? — уютно усаживаясь, спросил проводник.

Мол, хотя бы увлекательным рассказом о московском загуле ты можешь нас ублажить?

Во ситуация! Любая история о любом безобразии будет здесь лучше, чем правда. Правда тут — самое худшее, что может быть. Любая ложь будет возвышеннее, чем правда. Я молчал, чувствуя себя Богом, который из ничего создал Храм Любви и Добра... Все закусывали луком, но, наверное, не только лишь поэтому слезы стояли у всех на глазах. И одним лишь словом могу все разрушить! Но зачем?

— Обокрали! — неожиданно даже для себя вымолвил я.

Ну даешь, мастер слова! Я испугался.

— Где? — цепко спросил безусый.

Да, сюжет удачный, слушатели заинтересовал.

— В поезде! — с изумлением услышал я свой голос. — По пути в Москву.

— Номер какой? — спросил усатый, почти уже официально поправляя ремень и берет.

Да... Разговорился на свою голову! Мы все вместе летели в пропасть, и надо было успевать еще как-то рулить.

— Двадцать восьмой, — проговорил я, вспомнив историю, приключившуюся с моим другом. Что ж, и несчастья могут сгодиться, иначе куда их девать?

— Точно! — усатый торжествующе шлепнул себя по мощному колену. — Она! Какая из себя?

Так. Новая сложность. Про то, что была “она”, мой друг, человек солидный, ничего не говорил.

— Ну... — произнес я.

— Ясно! — произнес безусый. Чувствовалось, что я им уже не нужен: вечер удался!

— Бутылочку со снотворным распили? — плотоядно улыбнулся проводник.

— Ну я же не знал, что со снотворным, — ответил я простодушно. Они радостно захохотали. Удачный ответ!

Уходя, я слышал за дверью возбужденные их голоса. Да, чувствую — с историей я им угодил. Моя красавица, стоя в коридоре, грустно глянула на меня: ну когда же?.. Работаем! Пока недосуг! Красавица вздохнула. С некоторым изумлением она увидела слезы на моих щеках. Главное — чтоб людям было хорошо! И кстати, лопоухий наконец-то оказался рядом с ней и, тыкая в абсолютно темное окошко, что-то бубнил. И здесь все будет складно! Я прошел мимо в свое купе... Вернее — в чужое, но оказавшееся моим. Сдвинул дверь и ударился о запах. Да, питание одним горохом сказывается! Я мужественно сел. К тому же царь-горох у себя на верхней полке еще и храпел. И это еще не все!

— Витя! Ну угомонись! Ну что ты делаешь? — донесся жаркий шепот из темноты.

Ладно! Глубокий, освежающий сон! Сдвинув одеяло, стреляющее зарницами, я улегся.

— Витя... Что же ты со мной делаешь? О-о-о... Ви-итенька!

Да, в этом купе можно спать только гороху наевшись!

— О-о-о! Витенька! Да! Да!

А то нет. Натренировались у себя в тундре долгими полярными ночами!

— О-о-о! Витенька! О-о-о!

Спасибо Вите, что хоть он не проронил ни звука.

— О-о-о-о-о... — с постепенным затиханием.

В купе наконец-то воцарились покой и блаженство, которые каким-то образом перетекли и в меня.

Снова горячий шепот! Я вздрогнул.

— Ничего, Витенька... Не горюй! С такой машинкой, как у тебя, мы нигде не пропадем!

Вот это верно. Главный инструмент в хозяйстве всегда при них. Значит, и за них могу быть спокоен? Я начал засыпать под уютное покачивание. По коридору мимо, как дуновение ветерка, пронеслось: тихий, но довольно уже напористый басок лопоухого, хохоток красавицы. И за них, стало быть, можно быть спокойным? Все. Я рухнул в сон.

Проснулся я в купе, освещенном неподвижным солнцем. Стоим? Видно, мои добрые ангелы не решились даже меня будить. Я сладко потянулся, выглянул в коридор: из вагона выходили последние пассажиры. Я быстро собрался. На ходу увидел, что я, оказывается, не последний: в своем купе крепко спал лопоухий... Счастливец!

— Я думал, ты навсегда решил остаться! — усмехнулся проводник.

— Нет, все... Спасибо вам.

— Помни мою доброту! — проговорил он почти величественно.

По-моему, он уже маленько зазнался. Сказать? Сказать ему, что ничего на самом деле не было, и, кстати, взять мой билет? Ладно уж... Пусть остается!

— Главное — ты помни! — сказал я.

Мы неожиданно обнялись.

Я шел по платформе и вдруг впереди в толпе увидел ее! Она шла одна типичной раздолбанной походкой манекенщицы, так бодая воздух бедрами, что глаз не отвести. Вот она, моя Мария Магдалина! Раз уж у меня так хорошо получается — спасу и ее! Не одних же легионеров должен я обращать к добру. Я прибавил ходу и почти уже догнал ее, но тут вдруг перед ней возникли мои омоновцы. Они вежливо расступились, пропуская ее и вдруг взяли за руки с обеих сторон. С разбегу я чуть не налетел на них.

— Где же хахаль-то твой? — глядя на нее, усмехнулся усатый. И повернулся к напарнику. — Пойди, разбуди его.

Тот пошел к нашему вагону. Усатый тем временем спокойно обшмонал ее, вынул из сумки стеклянную трубочку с таблетками, встряхнул перед правым глазом.

— Этим, что ли угощаешь? — спросил он.

— Это я сама употребляю! — неожиданно дерзко и хрипло проговорила она.