Грибники ходят с ножами - [24]

Но Игорек уже завелся — уже вполне по-нашему, почти как в те черные дни, когда Рената, закончив стажировку, жила уже здесь, а его не отпускали даже на конференции, где бы он мог хотя бы встретиться с собственной женой. Но такие издевательства были тогда в порядке вещей — сейчас вроде нормально, но напряженка в душе осталась...

— Рената! — тряся перед своим изможденным детским личиком растопыренными ладошками, завопил Игорек. — Ты что, со своей обычной тупостью не понимаешь, что к нам наконец приехал наш любимый друг?

— Я не меньше тепя люплю Валеру, — волнуясь и слегка обнаруживая акцент, проговорила Рената. — И потому не хочу, чтопы из-за твоих трошаших рук он савтра погип!

— Ты знаешь, что я прекрасно вожу машину — в любом, кстати, состоянии! И все дорожные происшествия, которые с нами случались, происходили исключительно по твоей вине, из-за твоих идиотских советов, которые ты любишь давать под руку!

Игорек весь дрожал. Чувствовалось, что это давняя заноза в его сознании: полностью или не полностью владеет он сравнительно новой для него здешней жизнью — в частности, вождением машины.

— Но ты же знаешь, Игор, — мудро сдаваясь, проговорила она, — что я не могу с вами пойти сейчас в ресторан, я непременно — непременно, да? — должна готовиться к завтрашней лекции!

Игорек весело чмокнул ее в бледно-розовую щечку и убежал в комнату переодеваться. Мне вроде бы переодеваться было не надо — достаточно одеться — я и так был в лучшем... Игорек скоро появился в белых шортиках и футболочке, с черной кожаной сумочкой через плечо.

— Игор! — кротко проговорила она, кивая на сумку. — Зачем ты берешь все деньги? Я тоже очень рада приезду Валеры, но зачем ты берешь их все — ты же опять потеряешь сумку! Возьми сколько угодно — но все остальные лучше оставить!

Но в Гаге уже играло его казачье упрямство.

— Ты прекрасно знаешь, что сумку я в прошлый раз потерял по твоей вине, причем в Испании, а тут — два шага от дома!

Рената кротко вздохнула.

— Не беспокойся, Ренатушка, все будет в порядке! — солидно проговорил я.

— Но ты, надеюсь, придешь к нам? — слегка обиженно-отстраненно проговорил он.

— Хорошо. Если закончу работу — приду! — сказала она.

С чувством божественной легкости (при всей нашей любви к Ренатушке) мы сбежали по скромной мраморной лестнице и вышли на улицу.

В жарком слепящем свете я попытался оглядеться... в сущности — это были новостройки, мюнхенское Купчино, серые бетонные дома... на ближайшей стене, правда, был нарисован идиллический сельский пейзаж с рекламой пива “Паулянер”. Мы быстро прошли через жару и слепящий свет и вошли в кондиционированные катакомбы под огромным террасовым домом — тут, увы, сходство с нашим Купчино кончалось — яркий подземный зал тут и там ответвлялся уютными тупичками: итальянский ресторан с приятно щиплющей нервы игрой мандолины... зеркально-роскошный салон модного парикмахера, крохотные пестрые магазинчики... Потом вдруг показались восточные миниатюрные пагоды, бронзовые страшные птицы, золотистые, в мудреных иероглифах, решетки... наш таиландский ресторан!.. Мы сели в плетеные кресла, вольготно расслабились, огляделись — откуда-то из таинственного полумрака чуть слышно доносилась медленная гортанная музыка.

Гага, вскочив, пошел помыть руки (я, не желая нарушать блаженного оцепенения, отказался). Вернулся он свежий, умытый, оживленный.

— Володьке позвонил — сейчас подгребет! — радостно сообщил он.

— Какой это Володька? — Я наморщил лоб.

— Ну... мой здешний приятель, художник, — ответил Игорек. — Сейчас я угощу тебя потрясающим напитком, который есть только тут... сейчас. — Он нетерпеливо огляделся.

Подошел, кротко улыбаясь, грациозно-хрупкий официант-таиландец в белой бобочке.

Гага, поглядывая в богатое — метр на метр — меню, долго разговаривал с ним по-немецки. Таиландец очень тихо что-то отвечал и в ответ почти на каждую фразу робко кланялся. Наконец, еще раз поклонившись, он отошел.

— Отлично! — хлопнув ладонью по меню, радостно сверкая глазами, воскликнул Гага. — Гляди... — Он повел пальцем по реестру. — Против некоторых блюд стоят восклицательные знаки, а вот — целых два. Это значит, что блюдо слишком экзотическое... с непривычки можно слегка ошалеть.

— Надеюсь — мы не заказали ничего такого? — поинтересовался я.

— Нет, нет... пока нет! Ничего такого, о чем бы ты раньше не знал... или, во всяком случае, не слыхал бы! — усмехнулся он.

— А напиток? Что за напиток мы будем пить? — уже заранее избалованный, почти капризно осведомился я.

— Сейчас... попробуй угадать! — оживленно потирая руки, проговорил он.

Тут, кланяясь, вышли из сумрака сразу три таиландца, поставили фарфоровую горелку с тихим, чуть вздрагивающим пламенем над ней, много баночек, видимо, с разными соусами, потом — бадью с торчащими из нее палочками. Я схватил одну из палочек, поднял ее — с нее, как тонкий полупрозрачный флажок, свисал ломтик мяса.

— Ну — тут разные экзотические виды мяса... ну там, лань, гималайский медведь, ягнятина... все! — Он нетерпеливо махнул рукой. — Осторожно подогреваешь на пламени, потом — в какой-нибудь соус — и ешь!