Грибники ходят с ножами - [17]
Гридин подошел, в упор смотрел на него, потом резко толкнул его в грудь. Пиво хлестнуло из кружки прямо на историческое пальто.
— Больно много берете на себя, Владимир Дмитрич! — побледнев, проговорил Николай.
— Обнаглели там у себя!
Да, наша “вылазка из крепости” явно не увенчалась успехом — да и могла ли она им увенчаться?
— Ну уж... как-то вы... чересчур! — Я повернулся к Гридину.
— А ты иди в монастырь! — резко сказал мне он. — Хоть ты и ни там не нужен, ни здесь!
Николай заплакал. Я вдруг почувствовал к нему острейший прилив любви — любви одного изгоя к другому.
“Да, никогда мне ни с кем не соединиться!” — вдруг понял я на этом ветру, выбивающем слезы.
— Пойдем, Микола, отсюда! — Я взял его за локоть, повел.
Тут, кстати, я вспомнил, что окончил специальность “Штепселя” — так что тоже не бессмысленный человек, — и мы с Николаем неплохо провели время в поселке: врезали два замка, вмазали два выключателя. Потом я ехал в каком-то вагоне, радостно хохотал, всех тормошил.
Выходя, дал вагоновожатому пять рублей...
— Дед, а дед! Тет-а-тет?
Потом я сидел, скорчившись, на каком-то пустыре, и единственное, чего я мог хотеть, чтобы перед глазами моими расцвел красный крест на белой машине... и он появился.
Потом я снова оказался в моей келье: целительные уколы мне помогли. Внезапно я увидел мою машинку, смиренно дожидающуюся меня на столе, — словно и не ждал ее здесь увидеть. Поцеловал.
За дверьми был уже привычный грохот: Бим бегал за проворовавшимся Бомом с ружьем, крича: “Я убью этого негодяя!” Не желая иметь с ними ничего общего, я принес сюда из магазина рыбку толстолобика, чтобы после работы его съесть.
— Ну все! Чайку — и к станку! — Я поставил казенный чайник на газ.
Еще я взял из-под телефона справочник с номерами всех находящихся здесь, нашел ее телефон — и тщательно вымарал. Ну все — теперь все в порядке. Я сел за машинку.
— Воспаряй, Испаряй, Начинай, Начиняй, Расчиняй, Починяй...
Потом я уже немножко отдыхал, развлекал сам себя как мог:
— Нали-вай! На толстолобика на-падай!
Раздался стук в дверь.
— Нельзя! — выкрикнул я.
Но дверь открылась.
Вошла она.
— Ну что? — Я через плечо повернулся к ней. — Не ожидала, что я снова здесь окажусь? В обморок не падаешь?
— Меня так легко в обморок не повалишь! — усмехнулась она.
Я долго смотрел на нее.
— Не пойму — с кем ты тут?.. с Ездуновым, что ли?
— Да нет... Этот один только раз посетил мою келью, и то стал страстно говорить, что слишком много, кажется, пьет — не знаю ли я, как бросить... На что я горячо прошептала ему: “Вы знаете — я сама спиваюсь!” И все. Вот Петрович — тот время от времени врывается в мою келью, пытается повалить, шепчет: “С-с-с-сладкая, с-с-с-ладкая!”
— Надеюсь, безуспешно?
— А тебе-то что? — осведомилась она.
— Но уж, думаю — не с Мартыном же ты?
— Да уж лучше с гипсовым пионером часок провести! — сказала она.
Тут снова раздался стук. Что за нашествие?
Вошел Мартын — но, увидев Лесю, картинно застыл, откинул длинный шарф, свисавший со свитера, через плечо. Как бы философ, настроившийся на глубокий, сокровенный труд и вдруг увидевший на страницах своей рукописи лягушку, притом, естественно, голую.
— Ну, слушаю тебя... говори, — повернулся я к нему.
— Да нет — ну зачем же? — усмехнулся он. — Надеюсь, мы найдем для наших бесед другое место... и... другое время! — Он обжег взглядом гостью.
Я вдруг вспомнил, где раньше видел его! Я заезжал по делам в один дом отдыха и там видел его — уже тогда он меня просто поразил: закинув шарф, а также ногу на ногу, он сидел у телефона и высокомерно чеканил в трубку:
— Нет... нет... я сказал вам — нет!.. В ближайшие полтора года я буду заниматься лишь письмами Одоевского! Всё!
“Интересно, — еще подумал я, — когда сам Одоевский писал свои письма, имел ли он хотя бы наполовину столь горделивый вид?”
— Кстати! — Мартын картинно застыл на пороге. — Тут мы недавно проводили рейтинг, среди своих, и — должен тебя огорчить — ты на предпоследнем месте!
— Ой! А на последнее нельзя перейти?! — горячо и искренне воскликнул я.
— Видимо, к этому и придет! — проговорил он и вышел.
Да... типичный посредник. Как только видит, что людей тянет друг к другу, обязательно должен вклиниться между ними, и не просто вклиниться, а доказать, что он для них важней, чем они сами — но, чтобы самому никогда ничего не делать. И ведь таких у нас — девяносто процентов, поэтому ничего у нас и не происходит.
— Ну все... пошли! — поднимаясь, произнесла Леся.
— Куда?! — Я ухватился за стол.
— На операцию.
— Как?!
— Так. Дмитрич уже готов. Ты думал — он такое же трепло, как ты?
— Нет, конечно нет... А можно хоть толстолобика с собой взять — подкрепиться во время операции?
— Нет.
Я тяжело вздохнул. Мы вышли.
— А скажи честно... Гридин — хороший хирург? — не удержался я.
— Представь себе! В палатке, посреди боя, зашивал людей. Велит ассистентам своим заткнуть пальцами дыры, какие можно, и начинает зашивать первую, распевая и матерясь. Так что с твоей уж грыжей справится как-нибудь!
Он ждал меня в операционной, задрав руки в перчатках.
— Раздеться! Лечь!
Я улегся.
— Эх! — надавливая на живот, глухо, из-под маски, проговорил он. — Не все складно! Надо бы тебе пару дней не есть.
Литературная слава Сергея Довлатова имеет недлинную историю: много лет он не мог пробиться к читателю со своими смешными и грустными произведениями, нарушающими все законы соцреализма. Выход в России первых довлатовских книг совпал с безвременной смертью их автора в далеком Нью-Йорке.Сегодня его творчество не только завоевало любовь миллионов читателей, но и привлекает внимание ученых-литературоведов, ценящих в нем отточенный стиль, лаконичность, глубину осмысления жизни при внешней простоте.Первая биография Довлатова в серии "ЖЗЛ" написана его давним знакомым, известным петербургским писателем Валерием Поповым.Соединяя личные впечатления с воспоминаниями родных и друзей Довлатова, он правдиво воссоздает непростой жизненный путь своего героя, историю создания его произведений, его отношения с современниками, многие из которых, изменившись до неузнаваемости, стали персонажами его книг.
Валерий Попов, известный петербургский прозаик, представляет на суд читателей свою новую книгу в серии «ЖЗЛ», на этот раз рискнув взяться за такую сложную и по сей день остро дискуссионную тему, как судьба и творчество Михаила Зощенко (1894-1958). В отличие от прежних биографий знаменитого сатирика, сосредоточенных, как правило, на его драмах, В. Попов показывает нам человека смелого, успешного, светского, увлекавшегося многими радостями жизни и достойно переносившего свои драмы. «От хорошей жизни писателями не становятся», — утверждал Зощенко.
Валерий Попов — признанный мастер, писатель петербургский и по месту жительства, и по духу, страстный поклонник Гоголя, ибо «только в нем соединяются роскошь жизни, веселье и ужас».Кто виноват, что жизнь героини очень личного, исповедального романа Попова «Плясать до смерти» так быстро оказывается у роковой черты? Наследственность? Дурное время? Или не виноват никто? Весельем преодолевается страх, юмор помогает держаться.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Р 2 П 58 Попов Валерий Георгиевич Жизнь удалась. Повесть и рассказы. Л. О. изд-ва «Советский писатель», 1981, 240 стр. Ленинградский прозаик Валерий Попов — автор нескольких книг («Южнее, чем прежде», «Нормальный ход», «Все мы не красавцы» и др.). Его повести и рассказы отличаются фантазией, юмором, острой наблюдательностью. Художник Лев Авидон © Издательство «Советский писатель», 1981 г.
УДК 82/89 ББК 84(2Рос=Рус)6-4 П 58 Попов В., Шмуклер А. Тетрада Фалло: Роман. — СПб.: Геликон Плюс, 2003. — 256 с. Сентиментальный роман «Тетрада Фалло», написанный петербургским прозаиком Валерием Поповым в соавторстве с известным общественным деятелем и правозащитником Александром Шмуклером, полон приключений и романтических страстей. Герои романа — реальные люди, живущие в наше время. События разворачиваются в России и в США, вовлекая героев в водоворот страстей, которые не были придуманы авторами, а лишь описаны ими.
Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.
Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.
Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.
Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.
Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.
Три смелые девушки из разных слоев общества мечтают найти свой путь в жизни. И этот поиск приводит каждую к борьбе за женские права. Ивлин семнадцать, она мечтает об Оксфорде. Отец может оплатить ее обучение, но уже уготовил другое будущее для дочери: она должна учиться не латыни, а домашнему хозяйству и выйти замуж. Мэй пятнадцать, она поддерживает суфражисток, но не их методы борьбы. И не понимает, почему другие не принимают ее точку зрения, ведь насилие — это ужасно. А когда она встречает Нелл, то видит в ней родственную душу.
Новая книга петербургского прозаика Андрея Столярова написана в редком жанре «фантастического реализма». Это не фантастика в привычном для нас смысле слова: здесь нет гравилетов, звездных войн и космических пришельцев. Автор продолжает традиции «магической петербургской прозы», заложенные еще Гоголем и Достоевским, он осовременивает их, придавая фантасмагории звучание повседневности. Фантастический Петербург, где возможны самые невероятные происшествия: фантастический мир на исходе второго тысячелетия: мистика, оборачивающаяся реальностью, и реальность, обращенная к нам мистической своей стороной: Андрей Столяров – автор новой петербургской прозы.