Грибники ходят с ножами - [10]
— Но, ясное дело, — он поднял палец, — все на соответственном идейном уровне должно быть!
— Ну ясно! — воскликнул я (ясно ли?).
— Учти, — проговорил он, — глечик истории не должен быть разбит!
“Глечик”?.. Это вроде кувшинчик? Я кивнул.
— Ступай! — Он деловито тряхнул мне руку. — Свободен!
Я и сам давно знал, что я свободен, но приятно это было услышать из его уст.
Секунду я постоял: может, вспомнит насчет питания, даст добро на “сосиски несетевые” — но он молчал: видно, считал, что пока с меня достаточно и подножного корма.
Щелкнув каблуками, я вышел, уловив брошенный мне вслед одобрительный взгляд.
Я шел, печатая шаг... Все-таки — приметили! Из бездны бессмысленного того кафе вознесся сюда — можно сказать, в самые верха! Вроде как с больничной койки прямо на Олимпиаду!
Я вошел в келью, рывком поставил свою машинку на стол, скинул чехол... неказистая, конечно... но я ее люблю!
Ловко я их! Они-то думают, что объегорили меня, — а на самом-то деле я их объегорил! Отдельная келья — о чем еще можно мечтать? Наконец-то я займусь тут серьезной литературой, в этом скиту, за монастырскими стенами, вдали от соблазнов и тревог.
Я лихорадочно ввинтил лист в машинку... Стихи!
...Через час-другой моего энтузиазма, однако, поубавилось. Никаких стихов почему-то не родилось, кроме одного, совершенно непонятного:
Что еще за зловещая чушь? Когда это я мог занять в Танзании? Когда, собственно, я мог там быть? “Там занял я”?!! Когда это я там занял? Причем получается, что не у кого-либо лично, а именно у нее, у страны! Как будто бы не знаю я, что такое государственные займы! Миллионы и миллионы! Когда это могло быть?! И так с долгами не расплеваться — а тут еще этот?!
Я испуганно смял текст, поджег в пепельнице.
Нет уж, лучше я буду сочинять борзых — а то эта свобода творчества к добру не приведет.
Напечатал наверху чистого листа заголовок: “Борзые”.
И понеслась!
...Управляй, Увлекай, Завлекай, Навлекай, Догоняй, Погоняй, Разгоняй, Привлекай!..
Мне почему-то показалось, что Ездунову должны были понравиться эти клички... Я уже представлял эту огненную свору, их симпатичные собачьи морды... Но тут, черт тебя побери, раздался стук!
— Да! — недовольно воскликнул я.
Вошел, естественно, Мартын... Вот бездельник!
— Я надеюсь, не помешал? — как бы извиняясь за вторжение, проговорил он, но тон его говорил о другом: вы жалкий смертный, за счастие должны почитать, что я изыскал время посетить вас!
Я только тяжело вздохнул... Часа полтора коту под хвост!
— Печатаете? — Он снисходительно кивнул на машинку, будто сам не видел, что печатаю.
— Печатаю! — ответил я. — Хотите?.. — Я услужливо подвинулся.
— Нет уж! — Он усмехнулся. — Пускай на такой машинке... печатает кто-то другой!
Ну ясно! Ясен этот тип! Разумеется — нацелен на что-то гениальное... но условия... условия не дают! Если, скажем, дать ему машинку из чистого золота — он, может, и напечатает пару строк... но — на этой?! А пока зато можно презирать — тех, кто соглашается работать на каких угодно машинках!.. Ну, ясно. Привез, чтобы презирать. Хотелось бы только, чтобы он это делал короче, не отнимая у меня столько времени.
Я демонстративно углубился в текст.
— Борзые? — Он кинул снисходительный взгляд на листок. — Давняя... и нелепейшая, надо сказать, его идея! — Мартын усмехнулся.
— Почему же нелепейшая? — Уже назло ему мне хотелось перечить. — Что ж, бедным псам, ни в чем не повинным, оставаться без имени?!
Он как бы проницательно глянул на меня, как бы внезапно открывая во мне еще более ужасные свойства, чем предполагал.
— А вы, оказывается, понятливы! — медленно, как бы не спуская с меня проницательного взгляда, выговорил он.
— Да, я понятлив, понятлив!.. Но что вы хотите этим сказать?!
— Я думаю, вы сами понимаете, что я имею в виду! — как бы добивая меня, выговорил он. Фраза-шедевр, фраза-красавец! Чтоб иметь такую возможность — говорить подобные фразы, он и приволок меня сюда! Ну что ж — замысел ему удался... но только отчасти, надо сказать.
— Да-а... Управляй... Разгоняй... Привлекай. — Он скользнул взглядом по тексту. — Вы довольно быстро поняли, что от вас требуется, мой друг!
Я похолодел. Кинул взгляд на лист... Действительно!.. Управляй! Разгоняй! Привлекай!
— А что вы думаете... клички эти... могут быть... более прогрессивными? Менее реакционными? — пробормотал я.
— Это уж дело вашей совести! — отчеканил он. — И мужества! — добавил он.
Фраза-красавец! Для них он и живет... Он явно дал понять, что он-то тут давно уже ведет смелую деятельность.
— А... ну, мне кажется, я понял. — Я торопливо уселся за машинку, сосредоточился... стал печатать: — Рассуждай... Обсуждай... Выступай... Развивай... Заостряй... Вы примерно это имеете в виду?
Он слегка скучающе осмотрел лист, потом снисходительно кивнул, оторвал самый уголок бумажки с Заостряем, спрятал в карман.
— Ну, это уже ближе... Попробую это пробить! — Он тяжко вздохнул, намекая на всю сложность, опасность и ответственность своей миссии здесь... ответственность перед прогрессивным человечеством — в этом оплоте реакции!
— Ну, спасибо вам! Вы меня буквально спасли! — Я энергично вскочил, как бы пытаясь его обнять, выталкивая к выходу, но он оказался не так прост.
Литературная слава Сергея Довлатова имеет недлинную историю: много лет он не мог пробиться к читателю со своими смешными и грустными произведениями, нарушающими все законы соцреализма. Выход в России первых довлатовских книг совпал с безвременной смертью их автора в далеком Нью-Йорке.Сегодня его творчество не только завоевало любовь миллионов читателей, но и привлекает внимание ученых-литературоведов, ценящих в нем отточенный стиль, лаконичность, глубину осмысления жизни при внешней простоте.Первая биография Довлатова в серии "ЖЗЛ" написана его давним знакомым, известным петербургским писателем Валерием Поповым.Соединяя личные впечатления с воспоминаниями родных и друзей Довлатова, он правдиво воссоздает непростой жизненный путь своего героя, историю создания его произведений, его отношения с современниками, многие из которых, изменившись до неузнаваемости, стали персонажами его книг.
Валерий Попов — признанный мастер, писатель петербургский и по месту жительства, и по духу, страстный поклонник Гоголя, ибо «только в нем соединяются роскошь жизни, веселье и ужас».Кто виноват, что жизнь героини очень личного, исповедального романа Попова «Плясать до смерти» так быстро оказывается у роковой черты? Наследственность? Дурное время? Или не виноват никто? Весельем преодолевается страх, юмор помогает держаться.
Валерий Попов, известный петербургский прозаик, представляет на суд читателей свою новую книгу в серии «ЖЗЛ», на этот раз рискнув взяться за такую сложную и по сей день остро дискуссионную тему, как судьба и творчество Михаила Зощенко (1894-1958). В отличие от прежних биографий знаменитого сатирика, сосредоточенных, как правило, на его драмах, В. Попов показывает нам человека смелого, успешного, светского, увлекавшегося многими радостями жизни и достойно переносившего свои драмы. «От хорошей жизни писателями не становятся», — утверждал Зощенко.
Р 2 П 58 Попов Валерий Георгиевич Жизнь удалась. Повесть и рассказы. Л. О. изд-ва «Советский писатель», 1981, 240 стр. Ленинградский прозаик Валерий Попов — автор нескольких книг («Южнее, чем прежде», «Нормальный ход», «Все мы не красавцы» и др.). Его повести и рассказы отличаются фантазией, юмором, острой наблюдательностью. Художник Лев Авидон © Издательство «Советский писатель», 1981 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
П 58 P 2 Попов В. Г. Нас ждут: Повести / Рис. Ф. Волосенкова. — Л.: Дет. лит., 1984. — 207 с., ил. ДЛЯ МЛАДШЕГО ШКОЛЬНОГО ВОЗРАСТА В пер.: 1 р. О предназначении человека на земле, безграничных его возможностях рассказывают повести Валерия Попова; о том, что «нас ждут» и загадки Вселенной и непростые задачи на земле. © Издательство «Детская литература», 1984 г.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Каково это – работать криминальным журналистом? Мир насилия, жестокости и несправедливости обнажается в полном объеме перед тем, кто освещает дела о страшных убийствах и истязаниях. Об этом на собственном опыте знает Екатерина Калашникова, автор блога о криминальной журналистике и репортер с опытом работы более 10 лет в федеральных СМИ. Ее тяга к этой профессии родом из детства – покрытое тайной убийство отца и гнетущая атмосфера криминального Тольятти 90-х не оставили ей выбора. «Записки криминального журналиста» – качественное сочетание детектива, true story и мемуаров журналиста, знающего не понаслышке о суровых реалиях криминального мира.
Как стать гением и создавать шедевры? Легко, если встретить двух муз, поцелуй которых дарует талант и жажду творить. Именно это и произошло с главной героиней Лизой, приехавшей в Берлин спасаться от осенней хандры и жизненных неурядиц. Едва обретя себя и любимое дело, она попадается в ловушку легких денег, попытка выбраться из которой чуть не стоит ей жизни. Но когда твои друзья – волшебники, у зла нет ни малейшего шанса на победу. Книга содержит нецензурную брань.
«…Вообще-то я счастливый человек и прожила счастливую жизнь. Мне повезло с родителями – они были замечательными людьми, у меня были хорошие братья… Я узнала, что есть на свете любовь, и мне повезло в любви: я очень рано познакомилась со своим будущим и, как оказалось, единственным мужем. Мы прожили с ним долгую супружескую жизнь Мы вырастили двоих замечательных сыновей, вырастили внучку Машу… Конечно, за такое время бывало разное, но в конце концов, мы со всеми трудностями справились и доживаем свой век в мире и согласии…».
Роман, написанный на немецком языке уроженкой Киева русскоязычной писательницей Катей Петровской, вызвал широкий резонанс и был многократно премирован, в частности, за то, что автор нашла способ описать неописуемые события прошлого века (в числе которых война, Холокост и Бабий Яр) как события семейной истории и любовно сплела все, что знала о своих предках, в завораживающую повествовательную ткань. Этот роман отсылает к способу письма В. Г. Зебальда, в прозе которого, по словам исследователя, «отраженный взгляд – ответный взгляд прошлого – пересоздает смотрящего» (М.
Макс фон дер Грюн — известный западногерманский писатель. В центре его романа — потерявший работу каменщик Лотар Штайнгрубер, его семья и друзья. Они борются против мошенников-предпринимателей, против обюрократившихся деятелей социал-демократической партии, разоблачают явных и тайных неонацистов. Герои испытывают острое чувство несовместимости истинно человеческих устремлений с нормами «общества потребления».
Новая книга петербургского прозаика Андрея Столярова написана в редком жанре «фантастического реализма». Это не фантастика в привычном для нас смысле слова: здесь нет гравилетов, звездных войн и космических пришельцев. Автор продолжает традиции «магической петербургской прозы», заложенные еще Гоголем и Достоевским, он осовременивает их, придавая фантасмагории звучание повседневности. Фантастический Петербург, где возможны самые невероятные происшествия: фантастический мир на исходе второго тысячелетия: мистика, оборачивающаяся реальностью, и реальность, обращенная к нам мистической своей стороной: Андрей Столяров – автор новой петербургской прозы.