Грезы президента. Из личных дневников академика С. И. Вавилова - [213]
[На тему смерти см. также дневниковые записи в этой книге от 9 апреля 1916 г., 22 сентября 1940 г., 2 марта 1943 г., 3 августа 1944 г., 2, 9, 23 декабря 1945 г., 28 ноября 1948 г.]
4.10. Примеры ранних философских рассуждений
5 января 1911
Что такое хаос? Понимать, что ли, под ним библейское: «земля была неустроена и Дух Божий носился над водами». Или полагать с Кантом и Laplace’ом, что хаос это первобытная туманность? Я уже в самом заглавии отметил, что хаос – противоположность порядку, беспорядок. Но вот тут-то и загвоздка, во-первых, никто, в сущности, не представляет себе ясно, что такое беспорядок, а во-вторых, никто под хаосом истинного беспорядка не подразумевает. Правда, «писатели» и «поэты» при случае говорят о «хаотическом беспорядке», что-де в комнате у «него» был «хаотический беспорядок» или что волосы «ее» были в хаотическом беспорядке. Но у меня сейчас речь не о прическах, а потому поэтический «хаос» отложим в сторону. Итак, что же такое беспорядок. Говорят, что молекулы газа находятся в беспорядочном движении, или вот Кант говорит о первичном, «туманном», «небулезном»[623] беспорядке. Конечно, все это полнейший произвол; почему движения земли – порядок, а движение молекулы беспорядок. Слишком уж неосновательный критерий – сложность явления. По-моему, и к этому-то я все и веду, беспорядок – беззаконие, красивей выражаясь, – чудо. По-моему, безвидная и неустроенная земля именно порядок, закон и вмешательство Духа Божьего, творение им рыб и птиц, разделение земли на море и сушу именно и есть хаос, беззаконие, беспорядок, чудо. Попробую вообразить себе полный хаос. Это было бы вот что: 1) закон тождества бы исчез; 2) закон непроницаемости также… но, ей Богу, дальше не могу, одним словом, «плюй на все и торжествуй». Хаос, безусловно, невообразим. Остановлюсь лишь на одной детали, по поводу которой я, собственно, и начал говорить о хаосе. Неизбежное условие хаоса – время. Ничто хаотическое немыслимо в данный . Беспорядок – нарушение порядка, нарушение бывшего уже случая, а это, очевидно, возможно только во времени. В этом интереснейшем обстоятельстве, думается мне, лежит некоторый просвет в область решения о так называемых «законах природы». Эти законы неизбежны и если объяснимы, то в свою очередь «законами». Если дано пространство и время, то хаос, мысленно, возможен; если дано только пространство, а мысленно это возможно, то хаос невозможен; «законы» очевидны. Итак, решение вопроса о «законах природы», может быть, таится в вопросе о «Raumzeitsystem»[624]. Я этим вопросиком займусь на свободе.
28 июля и 29 июля 1911
Как-то тут, на днях, гуляя по лесу и «любуясь красотой вечерних пейзажей», начал сравнивать живопись и науку. Я беру живопись, без всякого эстетического элемента, не саму по себе, а как «etwas darstellendes»[625]. Сходство науки и живописи, конечно, самоочевидное, то и другое перевод с действительности. Если эту самую действительность представлять себе как, положим, стихотворение, то наука будет точным переводом, так сказать, подстрочником (при том подстрочником хорошим, где каждое слово объяснено, выведены законы образования предложений u. s. w.[626]), живопись будет переводом в стихах, тем же размером, с сохранением соответствующих аллитераций u. s. w. Но дело не в том, а вот в чем. Живопись в своем переводе почти абсолютно свободна, наука же абсолютно связана. В живописи творчество вполне возможно, в науке же оно невозможно совершенно (я, конечно, не говорю о творчестве методическом). Вот тут и ist der Hund begraben[627]. Уж очень много с этим связано. Я думал раньше, что наука и природа вещи разные, что наука есть что-то совершенно самостоятельное, творческое. Вопрос колоссальной важности, возможно ли свести науку к математике, связан с вопросом о связанности науки всецело. Я не говорю о логике (хотя в конце можно бы было и о логике заговорить). Положим, что логика, conditio sine qua non est[628]. Положим, что такие же conditii[629] будут пространство и время. Кроме геометрии и кинематики мы ничего не создадим и не поймем; в физике и механике (а тем более в других науках) есть всегда что-то третье. Дайте мне массу, я создам механику. Все науки – этим обусловлены. Творчество возможно только в геометрии и кинематике («задачи»), здесь мы свободны в выборе вида функции. В динамике же, положим, мы уже совершенно несвободны. Если мы и задаемся задачками вроде определения траектории тела с массой m, движущегося под влиянием отталкивания массой m’ по формуле mm’/r5, то в конце концов это окажется просто даже логическим абсурдом. Итак, присутствие этого «третьего» «данного», этого «положим» делает невозможным сведения всякой науки к математике. Математика может дать нам три реальные величины: время, пространство и скорость, s, t, s/t (не говорю пока ничего о принципе относительности, который и эти величины ограничил ). Ученому приходится черпать в природе, а не в голове своей материал. Отсюда необходимость экспериментальной науки. Я еще не разобрал вопроса, неизбежна ли наука, т. е. можно ли выдумать какую-либо другую науку (т. е. провести ее строго логически): но пока довольно и этого; тема чрезвычайно интересная, и над ней подумаю еще. С этой темой, если угодно, можно связать Бога, целесообразность u. s. w. aber jetzt genug
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
Теория эволюции посредством естественного отбора знакома нам со школьной скамьи и, казалось бы, может быть интересна лишь тем, кто увлекается или профессионально занимается биологией. Но, помимо очевидных успехов в объяснении разнообразия живых организмов, у этой теории есть и иные, менее очевидные, но не менее важные следствия. Один из самых известных современных философов, профессор Университета Тафтс (США) Дэниел Деннет показывает, как теория Дарвина меняет наши представления об устройстве мира и о самих себе.
Согласно популярной легенде, Д. И. Менделеев открыл свой знаменитый Периодический закон во сне. Историки науки давно опровергли этот апокриф, однако они никогда не сомневались относительно даты обнародования закона — 1 марта 1869 года. В этот день, как писал сам Менделеев, он направил первопечатную Таблицу «многим химикам». Но не ошибался ли ученый? Не выдавал ли желаемое за действительное? Известный историк Петр Дружинин впервые подверг критике общепринятые данные о публикации открытия. Опираясь на неизвестные архивные документы и неучтенные источники, автор смог не только заново выстроить хронологию появления в печати оригинального варианта Таблицы Менделеева, но и точно установить дату первой публикации Периодического закона — одного из фундаментальных законов естествознания.
Ив Жэнгра — профессор Квебекского университета в Монреале, один из основателей и научный директор канадской Обсерватории наук и технологий. В предлагаемой книге излагается ретроспективный взгляд на успехи и провалы наукометрических проектов, связанных с оценкой научной деятельности, использованием баз цитирования и бенчмаркинга. Автор в краткой и доступной форме излагает логику, историю и типичные ошибки в применении этих инструментов. Его позиция: несмотря на очевидную аналитическую ценность наукометрии в условиях стремительного роста и дифференциации научных направлений, попытки применить ее к оценке эффективности работы отдельных научных учреждений на коротких временных интервалах почти с неизбежностью приводят к манипулированию наукометрическими показателями, направленному на искусственное завышение позиций в рейтингах.
В монографии на основании широкого круга первоисточников предлагается новая трактовка одного из самых драматичных эпизодов истории европейской науки начала Нового времени – инквизиционного процесса над Галилео Галилеем 1633 года. Сам процесс и предшествующие ему события рассмотрены сквозь призму разнообразных контекстов эпохи: теологического, политического, социокультурного, личностно-психологического, научного, патронатного, риторического, логического, философского. Выполненное автором исследование показывает, что традиционная трактовка указанного события (дело Галилея как пример травли великого ученого церковными мракобесами и как иллюстрация противостояния передовой науки и церковной догматики) не вполне соответствует действительности, опровергается также и широко распространенное мнение, будто Галилей был предан суду инквизиции за защиту теории Коперника.