Грезы о Вавилоне - [15]
Мне кажется, лучше всего на свете пахнет совсем новое. Одежда, мебель, радиоприемники, машины, даже тостеры или электрические утюги. Для меня все они пахнут хорошо, когда новенькие.
Как бы там ни было, я вспоминал вглубь, до самого утра, когда убил своего отца. Дошел до того, как прикладываюсь носом к крылу новенькой «модели Т», и тут внезапно поменял курс мыслей. Не хотелось думать о том, как я убил отца, поэтому в уме я просто сменил тему.
Думать о Вавилоне я не мог, или у меня все пойдет прахом, поэтому я задумался о своем клиенте.
Кто он — мой клиент?
На что похож?
Чего от меня хочет?
Зачем мне обязательно нужен револьвер?
Он попросит меня как-то нарушить закон?
Если да, то я, конечно, это сделаю, если не надо будет никого убивать. Беднякам выбирать не приходится. Человек в моей лодке должен грести куда велят, вот только убивать я никого не стану. Это единственное, чего я не буду делать. У меня полная безнадега. Мне нужны эти деньги, ч-черт.
Я не знал, мужчина у меня клиент или женщина. Известно мне было одно: я с кем-то должен встретиться перед радиостанцией в шесть часов вечера. Как я выгляжу, клиент уже знал, поэтому как выглядит он, мне знать не нужно. Смысл тут есть, только если ты пал так же низко, как я, и, по-моему, смысла тут бездна.
33. Смит
Размышления о том, что я не знаю ни имени, ни пола моего клиента, как-то возвратили меня к Вавилону и моему сериалу.
Иногда Вавилон вот так и случается.
Что я там себе думал, пытаясь сочинить название для сериала, когда не дал еще имен главным героям? Имя негодяя у меня, конечно, уже было: доктор Абдул Форсайт, — но я пока не придумал имени самому себе.
Ой-ё-ёй, куда смотрело мое соображалово? Надо бы себе имя придумать. Может, и в названии пригодится.
Имя Ас Мачо я уже присвоил себе для вавилонского детективного романа, который только что закончил переживать, но мне вовсе не нравилось пользоваться тем же именем в других приключениях. Мне нравилось менять себе имя. Например, когда я был вавилонским героем бейсбола, я пользовался именем Самсон Рут[10] но хорошего понемножку. В сериале мне понадобится другое имя.
Возвращаясь два квартала к намеченной автобусной остановке, я перебрал в уме несколько имен. Мне нравится имя Смит. Не знаю почему, но мне это имя всегда нравилось. Некоторые считают его слишком заурядным. Я — нет.
Смит…
В уме я просмотрел несколько вариаций Смита:
Эррол Смит
Кэри Смит
Хамфри Смит
Джордж Смит (как у Рафта)
Уоллес Смит
Панчо Смит
Ли Смит
Морган Смит
«Канонерка» Смит
«Рыжий» Смит
Картер Смит
Рекс Смит
Коди Смит
Флинт Смит
Терри Смит
Хохотунчик Смит
Майор Смит (Это мне очень понравилось.)
«Оклахомец Джимми» Смит
Ф. Д. Р. Смит
Много в самом деле возможностей, когда пользуешься именем Смит.
Некоторые имена были хороши, но я пока не придумал идеального, а на неидеального Смита я не согласен.
Чего ради?
34. Лоботомия
Ай, черт!
Размышляя о том, каково частному сыщику в Вавилоне носить имя Смит, я прошел два лишних квартала за свою остановку, мимо улицы, на которой живу, поэтому пришлось развернуться и пойти обратно, и я чувствовал себя по-дурацки, потому что не могу себе позволить таких вещей, когда от меня до первого за много месяцев клиента — всего несколько часов.
Опасно мне думать о Вавилоне.
Надо быть начеку.
Я прошел пешком по Сакраменто-стрит, очень тщательно не думая о Вавилоне. По ходу я притворялся, что мне сделали префронтальную лоботомию.
35. Молочники
Прибыв на Ливенворт-стрит и пройдя полквартала до своей разбитой много-квартирки, я несколько восторжествовал. Я ни разу не подумал о Вавилоне.
Перед многоквартиркой стоял фургон морга. В доме кто-то умер. Я попробовал себе представить мертвым кого-нибудь из жильцов, но не мог даже вообразить, что в таком месте кто-то умирает. Чего морочиться, если аренду платить — уже разновидность смерти?
А уж как я удивлюсь, когда узнаю, кто это.
Фургон морга был переоборудованным «маковским» грузовиком, где места для трупов хватило бы на четырех новеньких экс-налогоплательщиков.
Я поднялся по ступенькам, открыл парадную дверь и вступил в темный заплесневелый вестибюль здания, которое многие называли домом, а я называл дерьмом.
Хотя вопрос с арендой я несколько остудил, все равно безотчетно глянул на площадку второго этажа и квартиру хозяйки. Дверь была открыта, и два служителя морга выволакивали хозяйкино тело. Оно лежало на носилках, укрытое простыней. У дверей толпились какие-то жильцы. Вели они себя, как только что завербованные плакальщики-любители.
Я стоял внизу лестницы и смотрел, как служители сносят ее тело по ступеням. Несли они очень гладко, почти без усилий — словно из бутылки выливалось оливковое масло.
Сходя по лестнице, они ничего не говорили. Я знал многих парней, работавших в морге, а вот этих парней — не знал.
Жильцы-плакальщики стояли очень тесной толпой наверху, любительски шепчась и скорбя. У них не очень хорошо получалось. Ну еще бы — хорошо ли вообще получится оплакивать квартирную хозяйку с пронзительным характером, к тому же всегда везде сующую нос? У нее имелась скверная привычка высовываться в дверную щель из своей квартиры и пристально осматривать всех, кто входил в дом и выходил из него. Слух у нее был невероятный. Мне кажется, где-то в ее родословной имелась летучая мышь.
«Ловля Форели в Америке» — роман, принесший Бротигану популярность. Сатира, пастораль и сюрреалистическая образность легко и естественно сочетаются в нем, создавая неповторимую картину Америки. В нем нет четкого сюжета, как это свойственно Бротигану, зато полно колоритных сценок, виртуозной работы со словом, смешных зарисовок, фирменного абсурдного взгляда на жизнь, логики «верх ногами», трогательной специфической наивности и образов, создающих уникальную американскую панораму. Это некий калейдоскоп, который предлагается потрясти и рассмотреть. Книга проглатывается легко, на одном дыхании — и на отдыхе, и в деловой поездке, и в транспорте, и перед сном.
Впервые на русском языке роман одного из главных героев контркультуры 1960-1970-х годов. Первая книга издательского проекта "Скрытое золото XX века", цель которого - заполнить хотя бы некоторые из важных белых пятен, зияющих на русской карте мировой литературы. Книжный проект "Скрытое золото" начинается с никогда прежде не издававшейся на русском языке книги Ричарда Бротигана "Уиллард и его кегельбанные призы" в переводе Александра Гузмана. Бротиган не похож ни на кого, как и его книги, недаром их называют "романы-бротиганы".
«Ловля Форели в Америке» — роман, принесший Бротигану популярность. Сатира, пастораль и сюрреалистическая образность легко и естественно сочетаются в нем, создавая неповторимую картину Америки.
Сбивчивая хронология одной смертельной ошибки. Как часто мы упрекаем себя, переигрываем в голове ситуацию, "а вот если бы я сделал то, а не это, все бы было иначе". Вся жизнь главного героя сводится к фразе "если бы я купил гамбургер" - она крутится у него в мыслях на протяжении 30 лет, днем и ночью, без перерыва на обед. Странный мальчик, с детства помещенный в условия наблюдения за смертью, после роковой, ненароком допущенной оплошности будет обвинять во всем себя. Дикая тяга к подсматриванию за похоронами из-под отдернутой занавески, болезненная дружба с дочкой похоронщика - девочкой с холодными руками и отчаянные рассуждения о том, что если он будет делать вид, что не боится ее пальцев, то она придет к нему на похороны и он не будет одинок - все это лишь точка отсчета для финального кадра, после которого время остановится. Бротиган пишет ласково, будто гладя по голове всех своих неординарных персонажей, опустившихся на дно.
На пути от Монтаны до Токио экспресс Ричарда Бротигана делает 131 остановку. Пока поезд не тронулся дальше, вы успеете узнать о пингвинах с Мельничного ручья и о том, что снится японским ловцам кальмаров, о тяжелой судьбе 390 рождественских елок и о большом золотом телескопе, об удивительных вагонах-ресторанах Северо-тихоокеанской железной дороги и о колдовстве персиков…
Девять историй, девять жизней, девять кругов ада. Адам Хэзлетт написал книгу о безумии, и в США она мгновенно стала сенсацией: 23 % взрослых страдают от психических расстройств. Герои Хэзлетта — обычные люди, и каждый болен по-своему. Депрессия, мания, паранойя — суровый и мрачный пейзаж. Постарайтесь не заблудиться и почувствовать эту боль. Добро пожаловать на изнанку человеческой души. Вы здесь не чужие. Проза Адама Хэзлетта — впервые на русском языке.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!