Грэйс - [2]

Рассказала о том, как однажды по мостовой мимо неё, прямо под вымощенной плиткой проползло нечто, похожее на огромного жирного червя. И про громадные тени, то и дело накрывающие город своими чёрными крыльями. Про поющие цветы в клумбах, про шепчущие стены старого заброшенного дома в конце улице, про улыбающихся кошек, а ещё про пьяного летающего пенсионера и сияющие глаза прохожих, у которых иногда даже виднеются клыки…

— Ты говорила, что живёшь с тётей. — После того, как она закончила, вспомнил мистер Реннер. — Где твои родители?

— Они погибли в автокатастрофе, когда мне было семь.

— И ты никогда не разговаривала с ними об этом?

— Я… — смутилась Грэйс. — Я не помню. Не думаю, ведь это началось уже после их смерти.

— Уверенна? — Доктор был так серьёзен, что Грэйс уже ни в чём не была уверена.

— Эмм… не совсем. — Промямлила она, мельком взглянув на появившейся из кучки грязи на стене ярко-зелёный росток.

— Давай-ка мы вернём тебя в детство, — предложил мужчина. — Закрой глаза.

Девушка нахмурила свои аккуратные русые брови, но повиновалась.

— Знаю, это трудно, но ты должна расслабиться. Забудь обо всем что видишь и слышишь. Нет ни грязи, ни звуков, ни меня… только мой голос и место, где ты сейчас находишься. Где ты сейчас, Грэйс?

— Дома, — умиротворённо ответила та.

— В доме у тёти?

— Нет, я в Америке. В Портленде. Мы живём здесь с родителями.

— Сколько тебе лет, Грэйс?

— Шесть. Вчера был мой день рождения, и мне подарили красивый розовый велосипед с цветными кисточками на руле.

— Ты счастлива?

— Нет. Я хотела щенка. Хотела, чтобы родители позволили мне забрать домой того смешного пёсика с заднего двора школы. У него шесть ножек, и он плюётся огнём, когда лает.

— Послушай, Грэйс, давай вернёмся чуть дальше. Сейчас тебе четыре. Где ты?

— Мне год… Я в парке с мамой. Знаю точно, потому что в тот день она сфотографировала нас и подписала дату на обороте. Здесь очень красиво… мы словно в сказке. Деревья, трава и цветы — всё это живое. А в пруду плещутся и поют рыбы.

— Ты слышишь их, Грэйс?

— Да, — девушка улыбается и водит рукой в воздухе. — И тут много светлячков. Они смешат меня, строясь в разнообразные фигурки. А ещё здесь белка. Она ест отломленный мамой хлеб, прямо с её рук и смотрит на меня…

И неожиданно всё это обостряется для неё до такой степени, что босые маленькие ножки девочки ощущают прохладу травы, а детская кожа тепло солнечных лучей. Ладошка гладит мягкий колкий мех рыжей белки и мама, которая так невыносимо близко…

— Проснись, Грэйс, — шепчет вдруг мистер Реннер где-то совсем рядом.

После ослепительного солнечного дня, полумрак в кабинете доктора сбивает с толку, а его большие искрящиеся светло-серые глаза, тут же, заставляют прийти в себя.

— Что… что вы делаете? — Всполошилась, отпрянув от мужчины девушка.

— Ничего особенного, просто смотрю. — Ответил он совершенно спокойно и поднялся на ноги. Грэйс уставилась на него снизу вверх, а он лишь улыбнулся и сделал шаг в сторону. — Ты совершенно здорова. Даже можно сказать слишком.

Девушка заёрзала на месте.

— Ты просыпаешься, Грэйс. Как и твоя мама проснулась когда-то, и даже возможно твой отец. Жаль, что нам теперь не узнать, кто именно из них передал тебе этот ген.

— Вы о чём это? — выдохнула Грэйс.

— Ген t. «Редкое явление», так написано в «Великом послании Небес», но я в этом уже не уверен. Рождённый с ним видит настоящее, где серость разбавляет ожившие мифы и сказки, а наука крепко сплетена с магией. Всё, что мы знали, и всё, во что, возможно, верили, постепенно сходит на нет. Люди с геном t встречаются всё чаще, и ты самое тому неопровержимое доказательство. Ты — одна из них. Ты — избранная, видящая оба мира одновременно.

Мистер Реннер замолчал. Стоя напротив окна, он выглядел особенно внушительно, а его величавый силуэт обрамлял янтарный свет раннего заката.

— Что? — Очнувшись, наконец, пискнула Грэйс.

Доктор повёл бровью.

— А может, вы мне просто выпишите каких-нибудь лекарств, и я пойду? — С надеждой спросила она.

— Сожалею…

— Или поместите меня на реабилитацию в одну из ваших уютных палат! Ну, знаете, где-то между Наполеоном и Санта Клаусом.

— Боюсь, от этого тоже толку не будет.

— Боже, да вы что, серьёзно?! — Вскочила на ноги Грэйс. — Я пришла к вам за помощью, а вы внушаете мне ещё большую чушь, чем я сама себе понапридумывала!

К её величайшему сожалению доктор всё ещё был серьёзен. Грэйс стояла напротив и пыхтела от злости, еле сдерживаясь, чтобы вот-вот вновь не сбежать… но её что-то останавливало. Держало здесь, как в прочем и возвращало всё это время обратно. Что именно это было, девушка ещё не поняла — странный ли доктор со своим обаянием, его светло-серые глаза, или свой собственный страх?

Между тем на стене в кучке грязи уже, во всю, распускался потрясающей красоты алый цветок.

Грэйс и мистер Реннер переглянулись.

— Не может этого быть, — покачала головой девушка.

— Пойдём со мной, — шагнул к ней тот и, осторожно взяв за руку, повёл к дверям. — Я кое-что тебе покажу.

В общем коридоре было почти безлюдно. В холле, за стойкой сидела женщина-секретарь, которая днём без перерыва отвечала на телефонные звонки, а сейчас листала глянцевый журнал. На стульях, чуть поодаль от дверей психиатра, ждал своей очереди какой-то парень с перебинтованным запястьем.