«Грейхаунд», или Добрый пастырь - [8]

С другой стороны, если подлодка там есть и если отозвать «Джеймса» и «Виктора» сейчас, то всплыть она отважится не раньше чем через несколько минут. Ее командир не будет знать точно, где сейчас конвой, уходящий прямо от нее, и уж, безусловно, в такое волнение она не разовьет на поверхности больше шестнадцати узлов, а возможно, и шестнадцати не разовьет. За несколько минут преследования опасность подлодки для конвоя значительно снизилась. Оставался вопрос, как воспримут решение Краузе его польские и британские подчиненные; они могут обидеться, что им не дали продолжить перспективную охоту, и это скажется позже, но в ответе на последний вопрос не слышалось энтузиазма, даже принимая в расчет британскую сдержанность.

– Вам лучше возвращаться, Гарри, – произнес Краузе ровным безличным голосом.

– Есть, сэр. – Тон ответа повторял его собственный.

– Орел, Гарри, возвращайтесь к конвою и займите прежние позиции.

– Есть, сэр.

Невозможно угадать, обиделись ли они на его решение.

– Коммодор сигналит смену курса, сэр, – доложил Карлинг.

– Очень хорошо.

Тихоходные караваны идут зигзагами не так, как быстрые, иначе переход бы чересчур затянулся. Курс меняют через большие интервалы времени, и капитаны торгового флота не сумели бы так долго сохранять позиции в сложном строю пеленга, принятом у быстроходных караванов, – им даже простые колонны и линии сохранять трудно. Соответственно, каждая смена курса означала медлительный поворот вправо или влево, всего на десять-пятнадцать градусов, но это была серьезная операция. Одно крыло должно было поддерживать скорость, другое – сбросить. От головных кораблей требовалось поворачивать плавно, и казалось, что следующие за ними суда так никогда и не усвоят простой принцип: перекладывать руль (например, вправо) надо ровно в то мгновение, когда корабль впереди завершил поворот. Поспешишь – окажешься с правого борта лидера и создашь угрозу для кораблей в правой колонне, замешкаешься – пойдешь прямиком на суда левой колонны. В обоих случаях придется маневрировать обратно на позицию в колонне, а это непросто.

Более того, при общем повороте корабли на внешнем фланге должны были идти быстрее, чем на внутреннем. На практике это означало (поскольку корабли на внешнем фланге и так шли на максимальных оборотах), что корабли правой колонны должны сбросить скорость. Каждому капитану выдали большой, отпечатанный на мимеографе буклет со стандартными пропорциональными уменьшениями скорости для каждой колонны, но, чтобы эти инструкции выполнить, приходилось лихорадочно листать буклет, а найдя нужное место, производить быстрый расчет. И даже когда нужное число получено, неопытным машинистам трудно сбросить скорость ровно на указанную величину. А еще каждый корабль по-своему отзывался на перекладку руля, у каждого были свои элементы циркуляции.

За каждым поворотом конвоя следовал период неразберихи. Линии и колонны растягивались, что значительно увеличивало площадь, которую следовало охранять эскорту, кто-то отставал, а опыт показывал, что отставший от строя корабль почти наверняка потопят. Краузе вышел на правое крыло мостика и навел бинокль на конвой. Цепочка флажков на сигнальном фале флагмана как раз пошла вниз.

– Сигнал к исполнению, сэр, – доложил Карлинг.

– Очень хорошо.

Карлинг обязан был доложить, что флажки спущены, хотя Краузе и сам это видел. То был сигнал к маневру. Карлинг назвал рулевому новый курс, «Килинг» начал поворот, и Краузе пришлось вести биноклем вбок. Головное судно правой колонны в шести милях от эсминца удлинилось, а три «островка» его надстроек разошлись, поскольку теперь оно было видно почти с траверза. Тут «Килинг» сильно накренился, судно исчезло из поля зрения, и Краузе обнаружил, что смотрит на вздымающееся море; пришлось, балансируя, заново направить бинокль на конвой. Там уже началась неразбериха. Почти идеальная шахматная доска линий и колонн превратилась в мешанину случайно разбросанных судов: одни выходили из линии, другие пытались в нее вернуться, колонны сдвоились, задние напирали на передних. Краузе старался держать в поле зрения весь конвой, хотя дальние суда едва различались в дымке; столкновение могло потребовать немедленных действий с его стороны. Пока он ничего такого не видел, но в центре определенно наблюдалось несколько опасных ситуаций.

Шли секунды, минуты. Фронт конвоя представлял собой ломаную линию. Колонн было не девять, как положено, а десять, одиннадцать, нет, двенадцать. На правой раковине флагмана появилось судно, которому там было не место. Несколько судов вполне ожидаемо обогнали головной корабль правой колонны. Если хотя бы одно из них не исполнило приказ в точности, не сбросило скорость в нужный момент, повернуло слишком рано или слишком поздно, десять других вынуждены были нарушить строй. На глазах у Краузе один из самых дальних кораблей повернулся к нему кормой. Кто-то по необходимости или по разгильдяйству описал полный круг, пытаясь вернуться на позицию, с которой его вытеснили. А где-то у края конвоя под серыми катящимися валами может быть немецкая подлодка. Отбившееся судно станет идеальной добычей для ее торпед, и ни один из кораблей эскорта не успеет прийти на помощь. Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить