Грета Гарбо. Жизнь, рассказанная ею самой - [12]
Он отпустил меня, взволнованно прошелся по комнате, вернулся, снова впился в меня взглядом:
– Грета, у тебя есть актерские задатки, но твоя сила в другом – в твоем лице.
Я украдкой скосила глаза в сторону зеркала. Что он там увидел? Лицо как лицо, вполне симпатичное, подвижное, с большими глазами. Зачем Стиллеру ледяное спокойствие?
Но он настаивал именно на этом:
– Прекрати гримасничать, минимум выразительных средств, твое лицо все скажет само за себя.
А еще Стиллер требовал полного подчинения:
– Если ты хочешь, чтобы я сделал из тебя звезду, должна слушать меня во всем.
Конечно, я хотела, к тому же у меня просто не было выбора, не возвращаться же в универмаг или парикмахерскую!
– Согласна?
– Да.
Чем Мориц сумел взять мою маму, не знаю. Подозреваю, уверениями, что я как женщина его интересую крайне мало, зато звездную карьеру сделать он поможет. Конечно, я была несовершеннолетней, и мама могла запросто все прекратить, но что-то почувствовала.
Когда мэтр предлагает заняться карьерой начинающей актрисы, неопытной и пока мало на что пригодной, обещая сделать из нее звезду и не приглашая в любовницы, это о чем-то говорит. Мама согласилась, я тем более.
– Теперь имя. Густафсон не годится, это по-деревенски. – Мориц задумался, глядя на рекламу школы Жака-Далькроза в газете. – Ты знаешь, что у него настоящая фамилия Жак, а Далькроз он добавил, чтобы отличаться от другого Эмиля Жака? Далькроз – измененная фамилия его друга…
Я слушала мэтра затаив дыхание. Какая разница, что за фамилия у Эмиля Жака-Далькроза, мне его замечательная система все равно не помогла, чтобы быть пластичной и ритмичной, одного желания и системы упражнений мало, нужны способности.
А Мориц рассуждал:
– Далькроз… Галькроз… было «Г», стало «Д»…. какая разница? В данном случае никакой… Грета…
На глаза попалась другая страница, на которой объявление о выступлении известнейшей норвежской певицы Дарбо.
– Дарбо… Гарбо… Грета Гарбо!
Мерседес утверждала, что я выдумала всю эту историю с подбором нового имени, как и с подбором нового лица. Может быть, какая разница?
Но Гретой Гарбо я стала пока только на словах, нужно было еще измениться самой. Кстати, мама даже обиделась за фамилию Густафсон:
– Могла бы взять мою, я Карлсон.
Но Стиллер был категорически против:
– Фамилия должна быть международной. Дарбо тоже была Микельссон. Никаких «сонов»!
Конечно, я послушала мэтра.
Фильм приняли хорошо, мою игру не слишком. «Бледно… скучновато…». Мне было всего семнадцать, и играть взрослую графиню едва ли стоило, но у Стиллера была совсем иная задумка, кажется, он уже тогда понимал, что делать ставку на мою игру пока не стоит, лучше показать товар лицом в буквальном смысле.
Но и мое лицо его пока не слишком устраивало. А зрителям понравилось.
Ничего о своем лице тогда я не поняла, считая его просто симпатичным. Ледяная холодность и величавость была не по мне. Задумчивость – да, но не больше. Я любила и люблю одиночество, люблю думать о своем, но люблю и любила смеяться и, несмотря на застенчивость, даже строить глазки, во всяком случае, перед зеркалом или перед камерой.
Стиллер категорически требовал об этом забыть.
А еще он решил, что учебы для меня достаточно:
– Чему ты там научилась, запрокидывать голову или таращить глаза? Достаточно, отныне я буду учить тебя сам.
Мы отправились в Германию на премьеру «Саги…». Во времена немого кино все было проще, никакого дубляжа, новые субтитры и опытный тапер – и все. Там произошло то, чего ждал Стиллер. Божественное лицо… дар редкостной красоты… Я стояла перед зеркалом, пытаясь найти эту редкостную красоту.
– Чем любуешься, собой?
Я все еще страшно стеснялась Морица, потому сконфузилась от его вопроса:
– Нет…
– А зря. Помнишь, о чем я тебе говорил? Твой дар – это твое лицо. Береги его и не порть гримасами. Мне предложили снять тебя в главной роли русской дворянки, попавшей в турецкий гарем. «Одалиска из Смольного»… Сомневаюсь, что из этого что-то выйдет, потому что одалиски двигались изящней, но попробую сделать ставку на лицо. Ты рада?
Я просто взвизгнула:
– Конечно!
Главная роль русской дворянки в османском гареме не состоялась, много позже я таковую сыграла, но в лучшем варианте – дважды играла Анну Каренину, в немом и звуковом варианте. Нет, в роли не отказали, просто на фильм не нашлось денег.
Зато пригласили в UFA у Георга Пабста в «Безрадостном переулке». Мориц согласился отпустить меня на эти съемки и даже помогал. Но великому Пабсту, классику немецкого немого кино, не стоило подсказывать, он и без Морица знал, что делать. И все-таки Стиллер помогал, но мне лично. Он не вмешивался в съемки, в мою игру, хотя далеко не всем бывал доволен. Мориц делал другое: он показывал мне меня.
После стольких лет знакомства с камерой я могу утверждать (и все, кто знаком, со мной согласятся), что человек в жизни и на экране далеко не одно и то же. Есть такое чудо: чудо пленки. Лучшая театральная актриса может оказаться на пленке совсем не видной и никого не впечатлить. Даже те, кто фотогеничен и на снимках получается прекрасно, на кинопленке часто «проседают».
Этого не объяснить, это как природное изящество, пластика, красота, в конце концов, либо есть, либо нет. Такой эффект часто зовут «романом с камерой», можно всю жизнь учиться и все равно на экране не выглядеть, как нужно. Конечно, поможет оператор, осветители, разные хитрости, но бывает, когда помощь не нужна.
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Эта книга рассказывает о героических днях гражданской войны, о мужественных бойцах, освобождавших Прикамье, о лихом и доблестном командире Филиппе Акулове. Слава об Акулове гремела по всему Уралу, о нем слагались песни, из уст в уста передавались рассказы о его необыкновенной, прямо-таки орлиной смелости и отваге. Ф. Е. Акулов родился в крестьянской семье на Урале. Во время службы в царской армии за храбрость был произведен в поручики, полный георгиевский кавалер. В годы гражданской войны Акулов — один из организаторов и первых командиров легендарного полка Красных орлов, комбриг славной 29-й дивизии и 3-й армии, командир кавалерийских полков и бригад на Восточном, Южном и Юго-Западном фронтах Республики. В своей работе автор книги И.
Хотя Одри Хепберн начала писать свои мемуары после того, как врачи поставили ей смертельный диагноз, в этой поразительно светлой книге вы не найдете ни жалоб, ни горечи, ни проклятий безжалостной судьбе — лишь ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ к людям и жизни. Прекраснейшая женщина всех времен и народов по опросу журнала «ELLE» (причем учитывались не только внешние данные, но и душевная красота) уходила так же чисто и светло, как жила, посвятив последние три месяца не сведению счетов, а благодарным воспоминаниям обо всех, кого любила… Ее прошлое не было безоблачным — Одри росла без отца, пережив в детстве немецкую оккупацию, — но и Золушкой Голливуда ее окрестили не случайно: получив «Оскара» за первую же большую роль (принцессы Анны в «Римских каникулах»), Хепберн завоевала любовь кинозрителей всего мира такими шедеврами, как «Завтраку Тиффани», «Моя прекрасная леди», «Как украсть миллион», «Война и мир».
«Будь загадочной!», «Если хочешь, чтобы что-то было сделано правильно, ты должна сделать это сама», «Не думаю, что в мире есть хоть один мужчина, верный своей жене», «Женщины делятся на две половины: одним нужна власть над миром, другим – только в постели» – так говорила ЖАКЛИН КЕННЕДИ.Ее величали «Королевой Америки», «иконой стиля» и «прекраснейшей из Первых леди США». Ей приходилось жить под прицелом фото– и кинокамер – но свою душу она не открывала никому… Пока не вышла эта книга, в которой Жаклин предельно откровенно рассказывает о самом сокровенном: о темной изнанке своего первого брака и бесчисленных изменах мужа-президента, о «проклятии Кеннеди» и его гибели у нее на глазах, о своем поспешном бегстве с детьми из США и романе с греческим миллиардером Онассисом.
Ее обожал весь мир – и ненавидела собственная родня. По ней сходили с ума миллионы мужчин – а муж променял ее на старую любовницу, не блещущую красотой. За ее венчанием наблюдали более миллиарда телезрителей, ее «райской жизни» завидовали все женщины мира – но она в отчаянии спрашивала принца Чарльза: «За что ты вверг меня в ад?»Эта книга – не просто автобиография, не дневник, не мемуары, даже не исповедь – это крик души самой желанной женщины в мире, у которой было все, кроме любви и женского счастья.
Эта сенсационная книга станет открытием для всех поклонников Мэрилин Монро. Это не просто мемуары; больше, чем дневники – это предельно откровенная исповедь самой желанной женщины XX века, которая не просто опровергает расхожие мифы, а полностью переворачивает все прежние представления о «главной блондинке Голливуда».Ее считали капризной пустышкой, глупой куклой, которой не хватило мозгов даже на то, чтобы закончить школу, – но с этих страниц с вами говорит поразительно умная, на редкость начитанная, по-настоящему талантливая женщина.