Грешные - [29]

Спенсер отняла салфетку от глаз:

– Настораживает… ты о чем?

Мелисса придвинула к ней свой стул.

– Нана оставила деньги каждому из своих родных внуков. – Она дважды стукнула по столу, делая акцент на последних словах, а потом пытливо взглянула на сестру, словно ждала, что та сама придет к соответствующему выводу. Потом Мелисса посмотрела в окно, где их мама все еще выгружала продукты из машины. – Думаю, в нашей семье много тайн, – прошептала она. – Таких, о которых нам с тобой знать не полагается. Внешне все выглядит идеально, но… – Ее голос затих.

Спенсер сощурила глаза. Она понятия не имела, о чем говорит Мелисса, но ей вдруг стало очень страшно.

– Ты можешь объяснить нормально?

Мелисса отклонилась от нее.

– Каждому из своих родных внуков, – повторила она. – Спенс… возможно, тебя удочерили.

11 Если не можешь ее победить, будь с ней заодно

В среду утром Ханна лежала, зарывшись под одеяло, чтобы не слышать, как Кейт распевает в ду́ше гаммы.

– Она даже не сомневается в том, что ей дадут главную роль в постановке, – ворчала Ханна в свой BlackBerry. – Вот бы увидеть ее лицо, когда режиссер скажет ей, что это Шекспир, а не мюзикл.

Лукас хмыкнул:

– Неужели она на полном серьезе грозилась пожаловаться на тебя, если ты откажешься провести для нее экскурсию?

– В общем, да, – пробурчала Ханна. – Можно, я поживу у тебя до окончания школы?

– Ничего не имею против, – тихо отвечал Лукас. – Правда, нам придется спать в одной комнате.

– Я бы не возражала, – промурлыкала Ханна.

– Я – тоже. – По его голосу было ясно, что он улыбается.

Раздался стук в дверь, и в комнату просунула голову Изабель. До помолвки с отцом Ханны она работала медсестрой в отделении неотложной хирургии и до сих пор ложилась спать в больничной униформе. Брр.

– Ханна? – Веки у Изабель набрякли сильнее обычного. – Никаких телефонных разговоров, пока не убрана постель, помнишь?

– Отлично, – буркнула себе под нос Ханна, сердито посмотрев на нее. Сразу же, как Изабель втащила в их дом свои чемоданы и заменила изготовленные на заказ жалюзи фиолетовыми шторами из мятого бархата, она установила свои правила: никакого Интернета после 21.00. Никаких телефонных разговоров, пока не сделаны все домашние дела. Никаких мальчиков в доме в отсутствие Изабель и отца Ханны. По сути, Ханна жила теперь в полицейском государстве.

– Меня заставляют положить трубку, – громко сообщила Ханна Лукасу, чтобы Изабель слышала.

– Ничего страшного, – сказал Лукас. – Мне пора собираться. Утром у меня фотоклуб.

Он послал ей поцелуй и отключился. Ханна пошевелила пальцами ног. Беспокойство и раздражение как рукой сняло. Как бойфренд Лукас во всех отношениях был куда лучше, чем Шон Эккард, и своим обществом почти компенсировал ей отсутствие подруг. Лукас понимал, насколько тяжело она переживает предательство Моны, и всегда смеялся над ее рассказами о коварной Кейт. К тому же с новой салонной стрижкой и сумкой-почтальонкой Jake Spade, на которую он поменял свой прежний потасканный рюкзак JanSport, Лукас перестал быть похож на идиота, каким он выглядел, когда они только сдружились.

Убедившись, что Изабель удалилась в комнату, которую она теперь занимала вместе с ее отцом – брр и еще раз брр, – Ханна слезла с кровати и небрежно застелила ее покрывалом, – вроде как убрала постель. Потом села за туалетный столик и включила телевизор. Зазвучала мелодия утренней программы новостей. В нижней части экрана мелькнула надпись большими черными буквами: РЕАКЦИЯ ЖИТЕЛЕЙ РОУЗВУДА НА ВРЕМЕННОЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ ЙЕНА ТОМАСА ПОД ЗАЛОГ. Ханна не спешила переключать канал. Ей не хотелось смотреть репортаж, но она была не в силах оторвать взгляд от телеэкрана.

На вокзале местного отделения транспортной компании SEPTA[22] миниатюрная рыжеволосая журналистка расспрашивала пассажиров о том, что они думают по поводу дела Йена Томаса.

– Это возмутительно, – заявила статная пожилая женщина в кашемировом пальто с воротником-стойкой. – После того что этот парень сотворил с несчастной девочкой, его ни на секунду нельзя было освобождать из-под стражи.

Телекамера поймала в объектив темноволосую девушку лет двадцати. На экране появилась надпись – Александра Прэтт. Ханна узнала девушку. Звезда школьной команды по хоккею на траве, она окончила школу, когда Ханна училась в шестом классе, на год раньше, чем Йен, Мелисса Хастингс и брат Эли Джейсон.

– Он, безусловно, виновен, – сказала Александра, даже не потрудившись снять огромные солнцезащитные очки Valentino. – Иногда по выходным Элисон играла с нами в хоккей, и после игры, бывало, Йен разговаривал с Эли. Я не очень хорошо была с ней знакома, но, думаю, он заставлял ее чувствовать себя неловко. Она ведь была совсем еще девочкой.

Ханна сняла крышку с банки крема Mederma, разглаживающего рубцы. Сама она помнила совсем другое. Когда бы Йен ни появился поблизости, щеки Эли мгновенно покрывались румянцем, а глаза загорались. На одном из ночных девичников, когда они учились целоваться на подушке-обезьянке, которую Эли сшила в шестом классе на уроке труда, Спенсер заставила всех признаться, с кем из мальчишек они хотели бы поцеловаться.