Грешники - [5]

Шажков запомнил один спор с отцом, который случился, когда Валентину было лет восемнадцать. Спорили они в то время часто и горячо, в основном на политические и философские темы. Шажков в этих спорах защищал взгляды, которые сейчас называют либеральными, и в его страстных речах можно было услышать про личную свободу, частную собственность, гражданский договор и т. д. Отец же был социалистом и государственником, обладал железной логикой, но, когда в споре его прижимали к стенке, говорил одну из двух своих фраз, не пробиваемых ничем:

— Да, Валюша, такие мы есть!

Или:

— Страшнее человека зверя нет.

На этом спор обычно заканчивался к неудовольствию Валентина. В том памятном споре отец напомнил Валентину, что само его появление на свет есть прямое следствие октябрьской революции, и Валентин (скрепя сердце) не мог не признать, что это правда. Валины папа и мама оба происходили из бедных крестьянских семей: одни жили в Подмосковье, а вторые — в Тверской губернии. От бедности спасались по-разному: папу отдали в военное училище, по окончанию которого он служил на Урале, а потом стал преподавать в военной академии в Ленинграде. Мамина семья почти в полном составе перебралась в 30-е годы в Ленинград работать на Балтийском заводе. Мама закончила педагогическое училище и стала школьным учителем физкультуры. Познакомились же родители не где-нибудь, а на танцах в Юсуповском дворце на Мойке, в котором (кто не помнит) в советское время находился Дом учителя. Было им уже сильно за тридцать, так что Валентин Шажков стал поздним и единственным ребёнком, баловнем и баловником.

Вал я не мог не признавать, что, повернись история по-другому, вряд ли попали бы бывшие крестьяне в Ленинград. И уж в страшном сне не могло бы кому присниться, что в один дождливый осенний день они по собственному желанию пошли танцевать в один из самых роскошных дворцов города, где им суждено было познакомиться и полюбить друг друга… А то бы и не было Валентина Шажкова на этом свете, вот и всё.

— Но это не оправдывает политических репрессий! — взывал Валя.

— Такие мы есть, — разводя руками и заканчивая спор, отвечал отец.

Надев крестик, Шажков не мог не задуматься и о том, кого и что этот крест символизирует — о Сыне Божьем и о его Церкви. Против церкви у Валентина предубеждений не было. Наоборот, он любил заходить в богатые и не очень, полутемные и полупустые в будние дни и людные в праздники храмы города, уже ставшего к этому времени Санкт-Петербургом, ставил свечки за здравие и за упокой, мог узнать на иконе строгий лик Николая Чудотворца — защитника путешественников, только вот креститься (в смысле осенять себя крестным знамением) на людях никак не мог — стеснялся.

Но провидение помогло снять и эту проблему — через печальное событие. Солнечным зимнем утром скоропостижно скончалась мамина сестра — тётя Катя, оставившая Вале свою запущенную квартирку на 4-й линии. Прощание проходило в крематории, заказали и отпевание, так как тётя Катя была крещёная. И вот на отпевании Валентин с удивлением увидел своего отца крестящимся, да так естественно, и именно там, где нужно — когда и священник осенял себя крестным знамением, — и мама, хоть и не крестилась, но ничуть всему этому не удивлялась и сама — было видно по губам — шептала «во имя Отца и Сына…» Удивился только один Валентин. Удивился и с горечью подумал, что вся его духовная «продвинутость» — это туфта и пустышка. А дальше (как это часто у нас бывает) засомневался в полноценности и своих научных достижений, в реальности социального статуса, в привлекательности себя как мужчины, словом, оказался в кризисе. Зная, что бесполезно, все же попробовал вырваться из кризиса традиционным путем, став завсегдатаем стойки бара-забегаловки «Кристина», где встречал профессоров из «большого» университета, преподавателей военных академий, не говоря уж о студентах и курсантах.

Общение, хоть было занимательным и поучительным, проблему не сняло, и на помощь, как и следовало ожидать, пришла женщина — первая Валина взрослая любовь Софья Михайловна Олейник, или Сова, Совушка, как нежно величал ее Валентин. Софья Олейник была на шесть лет моложе Шажкова. Очень привлекательная, фигуристая, немножко в восточном стиле, умная и тактичная девушка, незаметно превратившаяся в красивую и успешную женщину. Закончила филфак в Герцена, где теперь и преподавала. Совушка стала верным фанатом молодого рок-исполнителя, собирателем его текстов, страстным пропагандистом его музыки. И страстной возлюбленной.

Валентин и Софья никогда не жили вместе, хотя могли начать в любой момент: квартира, всё — было. Но их устраивали «странные» отношения в виде частых или не очень частых встреч. То ли Совушка боялась в совместной жизни утратить свежесть романтического образа, то ли Валентин подспудно уклонялся от чрезмерной опёки возлюбленной, но семьи — даже гражданской — не получалось, и стороны, похоже, были этим довольны. И вот эта умная и тактичная девушка, кажется, тайно ждавшая, что на её героя свалится какая-нибудь не роковая (как выяснится не сразу, а только потом) беда, стала свидетельницей его пьяных загулов, да в сомнительных компаниях, да с сомнительными женщинами, да с ругнёй и с последующим стыдом. И Софья с жаром кинулась спасать друга и возлюбленного, отвлекая его внимание на себя и на музыку. Это сработало, и Шажков, сам уже почти готовый к выходу из нокаута, возродился из пепла. С тех пор крестился, почти не стесняясь.