Грешница по контракту - [47]

— Здравствуй, сынок — смеется трубка, голосом моего биологического отца. — Все возвращается, по спирали. Опять твоя невеста, и опять беременная. Такой подарок.

— Что ты несешь? — хриплю, едва сдерживая ярость. — Ты, больной ублюдок.

— Как, ты не знал? Та, конопатая, тоже носила наше продолжение. Я убил ее, а потом вырвал из брюха твоего ребенка. Эта жива. Пока. Ненадолго.

Я стою, словно пораженный громом, вмиг онемев.

— Ты лжешь, — говорю, взяв себя в руки. — Верни мне Катю, и тогда, я может быть не убью тебя. Но, если с ее головы упадет хоть волос, я разорву тебя голыми руками. Я тебе это обещаю.

— Мой сын. Теперь я это вижу, и горжусь — издевается убийца. — Найди меня. Так уж и быть, не трону я твою девку, дождусь любимого сына. У тебя три дня. Не найдешь, можешь даже и не искать больше. Я сделал все, что желал. Отнял у тебя самое дорогое. Жить, осознавая, что потерял все что любил, хуже смерти, хуже самого страшного ада, сынок. Я знаю, я пережил. А теперь просто забираю то, что вы у меня отняли. У тебя три дня — выплевывает он и отключается.

— Эй, парень, ты куда? — кричит мне в спину полицейский, но я иду не оглядываясь. — Стой, стрелять буду. — Он догоняет меня и хватает за плечо. Пелена злости падает на глаза. Я бью, не глядя, вложив в удар всю ярость. Снег становится красным от брызнувшей крови. Переступив через корчащееся тело, спокойно иду к машине. Я знаю, где он.

Кэт

Темно. Непроглядно. И тишина, такая звенящая, давящая на уши. Но я знаю что он здесь, где — то рядом. Я чувствую.

— Пить — хриплю, с трудом проталкивая слова сквозь пересохшие связки — дай мне воды.

— Сейчас, куколка. Потерпи немного — слышу вкрадчивый голос, откуда — то из за спины.

— Только сфотографирую тебя. На живот ложится ледяная рука. Чувствую холод даже сквозь ткань больничной ночнушки.

— Не трогай меня — умоляю, рискуя рассердить убийцу. Он сухо смеется, и продолжает исследовать мой живот. Ребенок откликается на его прикосновения серией легких толчков, и у меня сжимается сердце.

— Прекрасно, это волшебно — посмеивается похититель — мой внук, мое продолжение. Пожалуй, я даже не сразу тебя убью. Дождусь его появления и заберу себе. Он продолжит меня — безумно шепчет невидимка. Хочется оттолкнуть его, но руки не слушаются, словно ватные.

— Вы безумны — хриплю, отворачивая лицо от фотоаппаратной вспышки. Она меня ослепляет, я как ни силюсь не могу разглядеть монстра скрывающегося во тьме. — Почему вы делаете это с нами?

— У меня когда то была любовь. Покорная, я воспитал ее, забрал из детдома. Она смотрела на меня как на бога, не так, как ты сейчас. Ты тоже боишься, я чувствую. Знаешь, у страха сладкий запах, такой манящий. Она пахла сиропом, патокой, животным ужасом и подчинением. А потом появился он. Гадкий выродок, лишивший меня моей любви. Она изменилась, перестала бояться меня. Я бил ее всю беременность. Надеялся вышибить этого ублюдка. Она корчилась, закрывая живот руками, возле моих ног и молчала. Представляешь, как цеплялся за жизнь мой демоненок. Он отнял у меня жизнь. Сначала любимую, потом свободу, и силу. Мою силу, которой я так гордился. Вырвал из меня своими маленькими ручонками, отправив меня в ад на долгие годы.

— Ты, больной ублюдок — с трудом ворочая языком, говорю, и сжимаюсь, ожидая удара

— Дэн не придет за мной — истерично смеюсь, и вновь чувствую его присутствие рядом с собой — Я никто ему. Шлюха, которую он купил, чтобы досадить родителям. Мы даже контракт подписали.

— Ты врешь, сука. Врешь — кричит монстр, и наносит мне первый удар по лицу, от чего я падаю на земляной пол вместе со стулом, на котором сижу. И смеюсь, не могу остановиться. Мой безумный хохот переходит в рыдания, когда мужская рука поднимает меня за волосы. И снова прикосновения ледяных рук к телу, и захлестывающее отвращение. — Он придет. Я знаю, чувствую. Знаешь, я передумал, я убью вас обоих. Тебя первую, чтобы он видел. Разрежу твое брюхо, и вытащу выродка.

От ужаса захлестнувшего меня я замолкаю. Зверь подает мне гнутую кружку, полную воняющей затхлостью водой. Я с жадностью припадаю к ней, захлебываясь глотаю отвратительную жидкость.

— Пей, куколка — шепчет он ласково, от чего меня пробирает озноб. В плечо впивается игла. Я дергаюсь, нет мне не страшно за себя. Я боюсь за моего ребенка, что он там колет мне.

— Не бойся — словно прочтя мои мысли, говорит убийца, — я знаю что делаю. Твой малыш не пострадает. Просто поспишь, пока я отлучусь. У меня есть небольшое дельце в городе.

Веки наливаются свинцом. «Только не спать, не спать» — пытаюсь поймать ускользающую мысль. Усилием воли держусь, слышу, как он деловито передвигается в темноте, гремя чем — то, перекладывает меня на деревянную лавку, а потом уходит. Тихо, в темноте больше нет монстров. С трудом встаю с неудобного ложа. На ощупь бреду по полу. Босые ноги ощущают насыпанную землю, мелкие камешки. И стены из земли, я ломаю об них ногти, пытаясь найти выход. Его нет, каменный мешок.

Землянка, осеняет мой затуманенный мозг. Встаю на четвереньки. Ползу. Руки нащупывают ступеньки. Сердце заходится от радости. Только бы он не запер меня. Нет, вход закрыт лишь на хлипкий ригель. Сил едва хватает толкнуть тонкую, какую то игрушечную дверь. Ледяной воздух врывается в легкие, наполняя мое тело легкостью. Вокруг деревья. Они закрывают кронами свинцовое, тяжелое небо. Я ступаю на промерзшую, покрытую коркой льда землю, и бегу. Не разбирая дороги. Лишь бы подальше от этого страшного места. Ступни жжет, голова кружится. Мне уже не страшно. Еще немного. Время слилось в сплошную череду сменяющихся перед глазами деревьев. Холода я уже не чувствую. Очень хочется спать. Немного. Совсем чуть — чуть. Падаю на землю, под раскидистой сосной и смеживаю веки, понимая, что скорее всего не проснусь больше. Но, лучше так, чем в руках монстра.