Грендель - [18]

Что это было? Неужели Тангейзеру припомнилось то же самое стихотворение? Или перед лицом смерти пробудились в напарнике скрытые доселе способности его предков-пандигиев читать чужие мысли? Правда, Аллатон такого вроде не умел. Или просто помалкивал?

«Наверное, я этого никогда уже не узнаю», – подумал Силва.

И не с грустью подумал, а с какой-то обидой.

Возглавляющий группу подкапитан Зарку вышел на дорогу и повернул направо, вдоль опушки.

– Вы нас на расстрел ведете? – не выдержал Тангейзер. – Сообщение хоть дадите на комме оставить?

– Нет, в баню приглашаем, – обернувшись, недобро усмехнулся Зарку. – А потом в кабаке с вами посидим. Помянем тех, кого вы в Адубе положили. И станцуем для вас, дорогих гостей.

– А что, нормально ответить нельзя? – с вызовом спросил Дарий.

– Вопросы нужно было задавать командованию своему, подкапитан, а не нам. Идите и помалкивайте, а то у меня нервы не железные…

От этих слов Силва чуть расслабился, но бгалиец тут же зловеще, хотя и нелогично добавил:

– Пулей вас тут угостить – дело нехитрое. Но казнь должна быть поучительной. Чтобы другие задумались.

«Отрубят головы на камеры, – уныло подумал Силва. – Или сожгут на костре, прилюдно, и тоже на камеры…»

Дорога впереди поворачивала, огибая деревья. И там, за поворотом, метрах в сорока, темнела туша, в которой Дарий узнал здоровенный армейский фургон. Такие фургоны военные называли «ангарами». Этот «ангар» был колесным, и возле него стояли двое мужчин, тоже с самострелами. Увидев приближающуюся группу, они полезли в кабину.

Не требовалось особого ума, чтобы понять, как и зачем тут появились повстанцы. «Ангар» направили сюда, вероятно, еще до налета на базу. А по прибытии бгалийцы должны были посмотреть уже на результаты налета.

«А вышло у них еще лучше, – мысленно вздохнул Силва. – Еще и парочку безоружных растяп прихватили…»

Единственное, что хоть немного радовало – расстреливать их здесь, кажется, не собирались. Казнь как минимум откладывалась. Похоже, Тангейзер тоже понял это, потому что вновь засопел, и звучало его сопение чуть веселее, чем раньше. Точнее – не так уныло, как раньше.

Задние двери «ангара», к которым подвели танкистов, были распахнуты, выдвинутый пандус упирался в землю.

– Садись в такси, поехали кататься, – холодно усмехнулся подкапитан Зарку, кивая на тускло освещенное нутро фургона.

Силве подумалось, что когда-то он уже слышал такую фразу.

Подчиняясь команде, пленники опустились на длинную лавку, прикрепленную к боковой стенке фургона. Их конвоиры уселись напротив, на такую же лавку, и оружие из рук не выпускали. Когда пандус начал втягиваться, подкапитан Зарку вновь скривил губы в отдаленном подобии улыбки – отнюдь не добродушной. Ее, скорее, можно было назвать оскалом, разве что нос он при этом не морщил.

– Может быть, есть и вариант, – произнес он. – Вы рассказываете медиарам, что добровольно перешли на нашу сторону, потому что поняли всю мерзопакостность этого вторжения. Описываете все гадости, что вы здесь натворили. И призываете прекратить эту гнусность. – Он сделал паузу и добавил: – Хотя, конечно, не мне решать.

Тангейзер пошевелился. Дарий взглянул на него и увидел на лице напарника отблески того света, что иногда бывает в конце тоннеля. Самому же Дарию не очень верилось в то, что из этого тоннеля вообще есть выход. Вернее, выход-то был, но вел он в небытие.

Двери закрылись, и «ангар» тронулся в путь.

«Хорошо бы, чтобы этот путь не оказался последним…» – уныло подумал Силва.

Глава 3. Откат

Застыло прошлое в колодцах,

Но знаю я, уверен я:

Всё обязательно вернется,

Придет на круги на своя…

Из стихотворения Темных веков

С тех пор как ремонтники изъяли из оперативного танка серии «Мамонт» мозги – квазиинтеллектуальную систему, – его существование, модус, так сказать, вивенди, стал как никогда ранее соответствовать тому имени, которым он себя нарек. Танк, подобно философу Темных веков Бенедикту Спинозе, погрузился в размышления, перемежаемые ознакомлением с сохраненными им информационными залежами. Собственно, особого выбора у него и не было – разве что вообще вырубить свой продублированный «квазиинтеллект» и выпасть из реальности. Но Бенедикта это не устраивало. Ему по нраву было высказывание другого древнего земного мудреца – Рене Декарта: «Я мыслю – значит, существую», и поэтому, находясь не у дел, супертанк старался развлекать себя умственной деятельностью. А чем еще заниматься? Он был отрезан от источников новой информации и превратился в практически изолированную от внешнего мира систему. Нет, все его рецепторы работали, но что он мог воспринимать этими рецепторами, прозябая в одиночестве на стоянке за казармами? Почти весь личный состав батальона вместе с техникой убыл на Бгали, и жизнь на территории воинской части еле теплилась.

В сотый раз перетряхивая свои информационные запасы – а они содержали сведения обо всем на свете, – супертанк просто не мог не прийти к вопросам, которые рано или поздно задает себе любое мыслящее создание во Вселенной. Кто он? Каково его предназначение?

Хотя с предназначением было более-менее понятно: его придумали и изготовили для ведения боевых действий.