Гренадилловая шкатулка - [23]

Почему я так уверен, что Монтфорт не покончил с собой? Почему Фоули считает, что вина за эту смерть отчасти лежит на нем? Абсолютно ясно, что сам он не стрелял в Монтфорта; и все же самоубийство, вызванное расстройством из-за крупного проигрыша, не объясняет того, что я увидел в библиотеке. Интересно, что собирался огласить Уоллес, когда Роберт прервал его? Кстати, и вел он себя отнюдь не как любящий сын. Его обуревал скорее гнев, чем горе. Итак, если Роберт и все остальные, похоже, склонны думать, что Монтфорт совершил самоубийство, я абсолютно убежден в обратном.

Я все еще рассуждал сам с собой, когда, спустя несколько минут, в людскую пришла Констанция с пинтой портера и куском мясного пирога, которые прислала миссис Каммингз, дабы приободрить меня. Работники кухни были поражены известием о смерти хозяина, но плакать о нем не стали: он не пользовался любовью у слуг. Я тоже не испытывал сожаления. Хотел только поскорее прийти в себя после пережитого и забыть ужасный труп. При виде милого личика Конни и легкой закуски, что она мне принесла, я улыбнулся.

— Констанция… мой добрый ангел… какой приятный сюрприз, — с искренней радостью воскликнул я.

Она отвечала на мой комплимент улыбкой — более лучезарной, чем обычно.

— Что-то не так? — спросил я.

— Опять влетело от миссис Каммингз. После событий сегодняшнего вечера она как с цепи сорвалась. Обвиняет меня в том, что я разбила хрустальную солонку и не признаюсь в этом.

— Ничего, скоро сменит гнев на милость. У нее доброе сердце.

— По мне, так она настоящая мегера. Хорошо хоть я не видела того, что пришлось наблюдать тебе, Натаниел.

— Да уж. Труп — зрелище не из приятных. Меня оно потрясло до глубины души. Ужасы той комнаты, кровь, пиявки… этот кошмар я никогда не забуду. Потрогай мой лоб. По-моему, у меня жар.

Констанция со смехом поставила поднос на стол.

— Ты, конечно, жуть что пережил, но сейчас у тебя вид совсем не больной. Уверена, никакого жара у тебя нет. — Она замолчала, с насмешкой во взоре рассматривая мой лоб. — Откуда у тебя шрам?

— Который?

— Ну как же? Я вижу только один. — Она нежно, как я и надеялся, коснулась пальцем моего лба.

— Ах да. Это долгая история. Она тебя утомит…

— Расскажи, иначе, клянусь, я сильно рассержусь!

— Что же, вкратце дело было так. Несколько лет назад я неторопливо ехал в Лондон в дилижансе и вдруг в заднее окно увидел, как из леса выскочили человек десять разбойников и бросились к нам. Они были вооружены до зубов. — Я выдержал паузу, будто актер в театре. Глаза Констанции округлились, как блюдца. — Я не предупредил тебя, что это очень страшная повесть?

— Не томи, Натаниел, рассказывай.

Серьезно глядя в ее горящие нетерпением глаза, я продолжал — поначалу нарочито медленно, постепенно переходя на скороговорку, дабы привести ее в неистовство (во всяком случае, я к этому стремился).

— Возница ничего не замечал, остальные пассажиры спали… Не желая будить их и поднимать тревогу, я прыгнул из окна на лошадь скачущего сзади форейтора… подхлестнул остальных коней и оторвался от бродяг, но один из них все же успел ударить меня рукояткой револьвера.

Я все так же серьезно смотрел ей в глаза и вдруг, не выдержав, широко улыбнулся.

Констанция игриво чмокнула меня в щеку.

— Ох и мастер ты сказки рассказывать, Натаниел Хопсон. Все шутишь со мной. Десять разбойников. Так я тебе и поверила. Выдумки все это.

Я пожал плечами, признавая свое поражение.

— Даже если и выдумки, что с того? Разве я тебя не позабавил?

Она опустила ресницы и стала смотреть на огонь.

— Это ты сейчас меня веселишь, а наступит завтра, и я тебя больше не увижу.

Я услышал в ее тоскливом тоне поощрение и тотчас же бросился в наступление.

— И эта мысль тебя печалит? Иди сюда, я помогу тебе забыть твою грусть.

Я взял ее за талию. Она кокетливо рассмеялась и покачала головой, но не настолько решительно, чтобы положить конец моим ухаживаниям.

— Будто у меня других забот нет, как только горевать о твоем отъезде. Миссис Каммингз говорит, что мы все скоро потеряем работу, — сообщила Констанция, ловко снимая с себя мою блуждающую ладонь и меняя тему разговора.

— С чего вдруг она так решила?

— Услышала кое-что, когда носила закуски в гостиную.

— Так расскажи. Я вижу, тебе не терпится поделиться. Она присела на подлокотник кресла. От нее пахло патокой и розовой водой. Я почувствовал, как во мне растет возбуждение, и осторожно накрыл ее ладонь своей. Этот жест не обеспокоил ее, ибо она беспечно защебетала:

— Поверенный Уоллес сказал, что его вызвали сюда оформить на Фоули большую часть имущества Монтфорта, в уплату за его карточные долги. Уоллес говорит, что лорд Монтфорт, вероятно, покончил с собой от отчаяния, поскольку значительная часть его имущества уже заложена из-за долгов. По словам миссис Каммингз, это означает, что его жене и сыну почти ничего не останется, и им придется продать дом. Ну а нас, скорей всего, уволят.

Хмурясь, я обдумывал слова Конни и спрашивал себя, можно ли теперь поцеловать ее.

— Мне ясны их доводы, но они не видели того, что видел в библиотеке я.

— Ты заблуждаешься, Натаниел. Они видели то же самое.