Гренадилловая шкатулка - [21]

Между рамой и подоконником зияла небольшая щель, что меня не удивило, поскольку чуть раньше я оставил окно приоткрытым, дабы высох последний слой лака. Я поднял раму выше и выглянул на улицу, ища внизу продолжение следов. Нижний этаж Хорсхита находился на высоте шести футов от земли, но даже с этого расстояния я различал на замерзшей земле рельефные отпечатки, ведущие в направлении итальянского сада. Высунувшись из окна, чтобы лучше разглядеть их, я оперся ладонью о подоконник… и тут же отскочил назад. Моя рука угодила в какую-то вязкую жидкость. Я поднес свечу к подоконнику и увидел густую лужицу — шире, чем мой кулак, — полузасохшей крови. Ее было так много, что она стекла по стене, оставив — теперь я это увидел — темные полосы на дамастной обивке. Я положил руку на край лужицы и в результате замарал всю ладонь. Отвращение и тошнота вновь подступили к горлу. Вытянув вперед окровавленную руку, будто изувеченный, я заковылял к Фоули.

Он все еще колдовал над шкатулкой — крутил ее, вертел, встряхивал, пытался вскрыть ножом для бумаги. Внутри что-то издевательски гремело, но незримая защелка не отпиралась. При виде моей окровавленной ладони он положил шкатулку на стол и спросил:

— Что с тобой? Порезался?

— Это не моя кровь… Я оперся о подоконник. Там кровь… посмотрите сами, — с запинкой выпалил я.

Фоули вскинул брови, изумляясь моему возбуждению.

— Успокойся, Хопсон. Вот, возьми. Оботрись. — Он дал мне свой шелковый носовой платок и зашагал к окну. Я обернул ладонь платком, даже не задумавшись о том, что порчу дорогую красивую вещь, — так сильно я разнервничался. Через пару минут лорд Фоули решительно опустил раму и повернулся ко мне. Лицо его было бесстрастно, и, когда он заговорил, голос его был спокоен:

— Хопсон. Иди и тотчас же приведи сюда хозяев и гостей. Не сообщай им о нашей находке. Попроси только прийти сюда немедленно.

Хладнокровие, с которым были отданы эти распоряжения, быстро привело меня в чувство. Я сунул носовой платок Фоули глубоко в карман — мне уже стало стыдно за то, что я испачкал столь изысканную вещь, но как мог я вернуть ее владельцу в таком безобразном виде? — и отправился исполнять поручение.

Когда я вернулся в столовую, там царила мертвая тишина. Шестеро оставшихся участников пиршества сидели в неловких позах вокруг стола, избегая смотреть друг на друга. Только Роберт — новоявленный лорд Монтфорт — стоял, напружинившись, перед угасающим камином и немигающим взглядом смотрел на Элизабет. Ее лицо было обращено к окну, взор устремлен на невидимый пейзаж за стеклом.

Праздничный стол, который готовили с такой тщательностью, теперь представлял собой жалкое зрелище. Мне это странным образом напомнило сцену оргии, запечатленную на полотне одного итальянского художника (не помню фамилию), которое я видел однажды в лондонском особняке лорда Чандоса. На нем были изображены Вакх и его свита — нимфы и сатиры, — застывшие вокруг остатков своего ужина. Только в данном случае вместо обглоданных гроздьев винограда и недоеденного меда вид стола портили вазочки с оседающим кремом и тающими сливками, ореховая скорлупа и вянущая кожура фруктов, громоздившиеся горками тут и там, словно мусор, вынесенный приливом.

Едва я вошел, шесть голов повернулись ко мне с немым вопросом на лицах.

— Дамы и господа, — провозгласил я. — Лорд Фоули находится в библиотеке и просит вас немедленно присоединиться к нему. — Как и наказал мне Фоули, я ни намеком не обмолвился о том, что их там ожидает, хотя конечно же мой бледный вид и дрожащий голос свидетельствовали о случившемся несчастье. Однако ни один из них не подумал спросить, зачем они понадобились в библиотеке или почему их оставили здесь томиться ожиданием. Ни один не пожелал узнать, что происходит. Покорные, словно сонные дети, они безропотно поднялись из-за стола и последовали за мной через холл в библиотеку.

Леди Монтфорт возглавляла бредущую вразброд группу, и когда я открыл дверь, она первой увидела тело мужа. Признаюсь, ее реакция крайне удивила меня. Я ожидал потока слез, истеричных криков, неистового выплеска отчаяния. Ничего подобного я не увидел. Она не выказала ни испуга, ни потрясения. Не дрожала, не ежилась, как раньше. Она вообще не проявляла никаких чувств. Просто смотрела и смотрела на труп. И только через полминуты, когда остальные столпились за ней, охая в изумлении и смятении, до ее сознания дошел весь ужас случившегося. Ее ноги внезапно подкосились, она склонилась вперед и, наверно, упала бы, не подхвати ее вовремя лорд Брадфилд.

Поведение мисс Аллен стало полной противоположностью безмолвию невестки. Она протиснулась мимо Элизабет и, увидев мертвого брата, пронзительно взвизгнула, а потом, как безумная, стала теребить в костлявых пальцах бахрому своей шали. Поверенный Уоллес — он стоял, вытянувшись в струнку, и хмурился — в знак утешения одной рукой обнял ее за плечи. Через несколько секунд он что-то тихо пробормотал себе под нос.

— Что вы сказали? — раздраженно вскричал Фоули. — Говорите громче!

— Только то, что я должен предать огласке некоторые сведения, которые, возможно, имеют отношение к данной трагедии, хоть произошла она и не по моей вине.